Читать предыдущую часть
В Залесске школа стояла высоко на горе. Узенькая тропинка карабкалась по обрыву, и идти было скользко и неудобно. Катя поддерживала Наталью Петровну под локоть - та подымалась с трудом и без конца ворчала на «дураков», которые придумали выстроить школу на такой верхотуре...
А Катя волновалась: как-то встретят ее здесь ребята, подружится ли она с кем-нибудь так, как дружила с Мишуком? Интересно, какие учителя? Добрые, злые? Опять, конечно, будут придираться из-за арифметики... И есть ли здесь хор? И станет ли Катя в нем запевалой?
Они вошли в вестибюль и, спросив у пожилой, мрачной гардеробщицы, где учительская, поднялись на второй этаж. В учительской было безлюдно, только горбатенький старичок сидел за столом, покрытым зеленым сукном, и старательно записывал что-то в классный журнал.
Глянув поверх очков в тонкой золотой оправе на Катю и Наталью Петровну, он спросил:
- Вы к кому?
- Не то к завучу, не то к директору, дорогой товарищ,- ответила Наталья Петровна.- Вот племянницу в вашу школу определить...
- Придется подождать, завуч на уроке,- сказал старичок, разглядывая Катю.- Присядьте, пожалуйста... А почему, девочка, ты среди года переводишься?
Катя потупилась, теребя кромку передника, не зная, что отвечать.
- Мать ее по весне схоронили,- вздохнула Наталья Петровна, усаживаясь на диване.- И теперь станет она со мной здесь жить. Я теткой ей довожусь. Отца ее уж, пожалуй, годов десять назад машиной сшибло, а теперь вот мать... рак проклятый сгубил.
Старичок сочувственно покачал головой, сняв очки, старательно протер платком стекла.
- Да... Рак никого не милует... Что ж, давай знакомиться, девочка. Да ты садись, садись... Вот так. Меня зовут Василием Ивановичем. А тебя?
- Катей.
- Ты, верно, в шестом будешь учиться?
- Да...
- Я у вас литературу преподаю. Любишь книги? - Очень...
Катя чуть заметно покраснела и, поборов смущение, подняла на учителя взгляд. Глаза ее встретились с глазами Василия Ивановича, внимательными и добрыми.
«А он совсем не старый,- подумала Катя.- И не злой».
- Даже очень? - широко улыбнулся Василий Иванович, сверкнув полоской снежно-белых зубов.- Значит, мы с тобой станем друзьями. Кого же ты из писателей любишь?
- Пушкина, Лермонтова,- тихо сказала Катя.- И Горького... Особенно итальянские сказки... И еще книги о музыкантах и певцах.
- Замечательно! - обрадовался Василий Иванович неизвестно чему.- Я думаю, Катюша, тебе у нас понравится. А пока... Вот тебе книжка, полистай, звонок еще не скоро...- Он достал из портфеля и протянул Кате однотомник Лермонтова. - Садись лучше вот сюда, к окну... А вы, простите, имени-отчества вашего не знаю...
- Наталья Петровна.
- А вы, Наталья Петровна, подождите, пожалуйста. К сожалению, у меня срочное дело...
- Работайте, работайте...
Хотя Катя всегда с радостью и удовольствием перечитывала любимые стихи, читать сейчас ей не хотелось, и она украдкой оглядывала учительскую. Как две капли воды походила эта комната на учительскую в прежней ее школе. Такой же длинный, покрытый зеленым сукном стол, с чернильными брызгами и пятнами, такие же застекленные шкафы, где хранятся наглядные пособия, точно такие же рулоны географических карт в углу и неизменный глобус на подоконнике. Рядом - голубой аквариум, где золотыми монетками мелькали крошечные рыбки,- этого в прежней ее школе не было. И цветов, пожалуй, здесь больше. Еще в вестибюле и когда шли по коридору, Катя заметила обилие цветов. Из горшочков на окнах, из подвесных вазочек тут и там спускались зеленые плети традесканций, по углам в кадках высились лимонные деревья и огромные фикусы с блестящими, словно лакированными, листьями.
Наталья Петровна, удобно расположившись на диване, изредка поглядывала на часы: близилось время, когда вернется со спевки Егорушка и прибежит на обеденный перерыв Маруся.
Катя машинально перелистывала страницы книги.
- Что ты прочитала? Какое стихотворение? - вывел её из задумчивости Василий Иванович.
Катя скользнула глазами по странице.
Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор...
- Очень тонкие стихи, сложные, - задумчиво заметил, Василий Иванович.- Тебе они еще непонятны.
- Нет, я понимаю,- вспыхнула Катя, думая о Мишуке. Она уже не раз повторяла про себя последние дни эти строчки...
За несколько минут до звонка в учительскую вошла полная, красивая блондинка в нейлоновой шубке и голубой велюровой шляпе. Небрежно кивнув Василию Ивановичу, она требовательно и сердито сказала:
- Меня опять зачем-то вызывает завуч. Где она?
- Елена Михайловна на уроке,- сдержанно ответил Василий Иванович, отрываясь от журнала и чуть приметно хмурясь.- Придется вам...
- Но мне некогда ждать! - перебила Василия Ивановича посетительница, бросив быстрый и недовольный взгляд на золотую браслетку. - Урок прерывать нельзя!
- А может быть, в виде исключения... Я - Костикова.
- Я знаю вас, товарищ Костикова,- по-прежнему негромко и спокойно заметил Василий Иванович, снимая очки.- И, к сожалению, знаю, зачем вас вызвали. Ваш сын позволяет себе слишком многое, вы его, вероятно, излишне, балуете... Я ведь тоже преподаю вашему сыну, товарищ Костикова, и должен огорчить вас: поведение его и успехи заставляют желать очень и очень многого... А ведь именно в этом возрасте закладывается фундамент.
Звонок прервал Василия Ивановича на полуслове. В коридоре сразу стало шумно, захлопали двери, раздался топот бегущих ног, ребячьи голоса.
Один за другим входили в учительскую педагоги. Катя с любопытством рассматривала своих будущих учителей, стараясь угадать, кто из них какой предмет преподает. Вот этот - длинный, в синих рейтузах и тапочках - безусловно физкультурник... А худенькая, с перманентом и узкими, бесцветными губами, вооруженная угольником и линейкой, - это Катин враг номер один, учительница математики...
Позже всех в учительской появилась высокая, пожилая, гладко причесанная женщина в темно-синем костюме, в больших роговых очках. Костикова, еще раз глянув на часики, пошла ей навстречу:
- Елена Михайловна!
- Подождите, пожалуйста, минутку,- попросила завуч, поворачиваясь к двери.- Я видела в окно, что вы пришли, и вызвала вашего сына... Костиков!
Дверь неторопливо распахнулась, и в учительскую развязно вошел белобрысый, краснощекий подросток, на лице которого застыло выражение самодовольства и скуки.
- Ну вот, Костиков, теперь объясни нам, зачем ты сделал такую гадость? - строго глядя сквозь очки, спросила Елена Михайловна.- Зачем обидел Маришу?
- А чего особенного? - с вызовом и деланно удивляясь, спросил Костиков. Его большие, в светлых ресницах глаза были безмятежно спокойны.
- Во-первых, вынь руки из карманов, когда разговариваешь со старшими. А во-вторых, ты прекрасно знаешь, что поступил нехорошо! Очень нехорошо!..
- Да я же Маришке этой рубль давал, а она не берет... Ее бутерброд с повидлой и десяти копеек не стоит! Я таких бутербродов и есть бы не стал!
- Ты бы не стал есть, возможно, но отнять у девочки завтрак, выбросить в окно... Это же хулиганство! Ее мать, тетя Нюша, пришла ко мне в слезах. Ты не понимаешь разве, что у тети Нюши зарплата маленькая, а она одна двоих ребят тянет?..
- Но позвольте, Елена Михайловна,- вступилась за сына Костикова, с удивлением поднимая темные аккуратные бровки,- Валерик же говорит, что давал этой Марише целый рубль! Десять бутербродов купила бы! Валерик - мальчик добрый, а если и сделал что не так, то не со зла это, а просто... ну, не подумавши... Ведь он - ребенок!
- Четырнадцатый год как-никак! Пора разбираться, что хорошо, что плохо. Мариша - девочка самолюбивая, подачек брать не желает. И правильно делает! И потом, простите, товарищ Костикова, зачем вы сыну такие деньги даете? Зачем ему рубль?.. Завтрак в школе стоит десять - пятнадцать копеек...
- А разве дело только в завтраке, дорогая Елена Михайловна? - перебила завуча Костикова с наивной и милой улыбкой.- Вдруг мальчику захочется пирожное съесть или мороженое. Что ж, по-вашему, мальчик и денег карманных ни копейки иметь не может?
- Очень часто с карманных денег и начинается непредвиденная беда,- сердито блеснув очками, вмешался в разговор Василий Иванович, отложив журнал.- Нужно ли говорить, что лишние деньги могут развратить человека, еще не окрепшего и неустойчивого?
Завуч с благодарностью посмотрела в сторону горбатого учителя и сказала мальчишке:
- Ступай, Костиков! Мне стыдно за тебя... И чтобы больше ничего подобного не было.
С той же надутой физиономией, недоуменно пожимая плечами, Валерий повернулся и вразвалочку пошел к двери. И уже с порога, оглянувшись на Катю, скорчил гримасу и, подмигивая, похлопал себя ладонью по щеке, по тому месту, где у Кати темнело пятно. Но этого никто, кроме Василия Ивановича, не заметил.
Елена Михайловна, с укором поглядывая на Костикову, покачав головой, грустно спросила:
- Неужели вы не понимаете, какой вред наносите сыну? Я не спорю, Валерий - мальчик начитанный, много знает. Рисует великолепно. Но ведь нельзя же так пренебрежительно относиться к другим, я бы сказала - ко всему классу. Вы поймите, все усилия школы напрасны, если дома ребенок превращается в божество, которому все позволено, все можно...
- Но ведь он у нас единственный! - Костикова вздохнула, но во вздохе не было ни сожаления, ни признания вины, а только материнская гордость и торжество. - Его так любит муж. А я - я просто не могу ни в чем отказать ребенку...
Елена Михайловна устало поправила прическу, положила журнал на край стола.
- Грустно говорить, но, боюсь, вам когда-нибудь придется пожалеть об этом. Бывает ведь и так: близок локоток, а не укусишь!.. Простите, вы ко мне? - повернулась завуч к Наталье Петровне, которая, стоя у дивана, ожидала конца разговора с Костиковой.
- К вам, милая, к вам!..
И снова Наталья Петровна коротко рассказала печальную Катину повесть.
Елена Михайловна слушала, с сочувствием поглядывая в сторону опустившей глаза Кати. Потом, просмотрев Катины документы, спрятала их в стол и, снова взяв журнал, сказала:
- Ну что ж, пойдем, девочка, я отведу тебя в твой класс. Привыкай к новому месту, к новым друзьям!
Продолжение читать здесь
Родимое пятно
Trackback(0)
 |