|
Под старым тополем, в холодке, трое крепких парней режутся в карты. В широких ладонях дамы и короли кажутся соринками.
Возле скотного двора, в десяти шагах от игроков, смуглые, с обветренными лицами девушки разносят по стойлам привезенный парнями силос. Так будут они ворочать вилами около часа, а потом парни опять укатят на машине к траншее. И снова вырастет у коровника сора силоса. И снова будут таскать его девчата в коровник.
Я стою в сторонке и разговариваю с заведующим фермой Цурканом. Это низкорослый мужчина с помятым, невыразительным лицом. Глаза его бегают из стороны в сторону. От моих вопросов Цуркану явно не по себе. Я спрашиваю, почему на руководящей работе в колхозе нет
ни одной женщины.
- Недоглядка...- после долгого молчания частит он. - Конечно, и наших колхозниц можно выдвинуть. А как же. Можно! Недоглядка тут...
- Вам, наверное, трудно ста двадцатью Женщинами руководить? - замечаю я.
- Ох, не говорите! Беда мне с ними.
Мимо нас одна за другой проходят доярки. Многие из них своего заведующего сегодня не видели, но редко кто с ним здоровается.
К нам подходит дюжий мужчина лет сорока. Прислушивается к разговору и берет, как говорится, «с ходу», без всякой «дипломатии»:
- А шо такое баба? Шо может? - И рубит: - Баба есть баба! Тут иной раз, скажем, надо глотку подрать. Или для пользы дела опять же выпить малость. А баба куда годится?
У нас работка не городской чета, крутой у нее нрав-то. Такая, значит, арифметика...
Это Семен Белик, фуражир. Все его дело -- ставить в помятую тетрадку корявые крючки цифр: сколько чего привезено и сколько еще надо. Веселая работка!
- Напрямки скажу: в нашем деле характер бабий к руководству не подходит,-'бросает еще какой-то мужчина с потертым портфелем под мышкой, тоже, видно, «деятель».
Цуркан морщит низкий лоб, неодобрительно поглядывает на непрошеных собеседников и заискивающе повторяет:
- Недоглядка... Я согласен: ненормальное такое положение.
После дойки женщины не спеша расходятся по домам.
Цуркан провожает их настороженным взглядом: не завернет ли какая в нашу сторону? На золотистой, облитой солнцем соломе остается одна Рома Гай, похожая на подростка девушка.
Вызвать Рому на разговор трудно. Покусывает былинку, щурится. Ответы ее односложны: «да», «нет». - Вот видите, слова толком сказать не может! - с явным удовольствием говорит мне Цуркан.
Рома неожиданно вскидывает голову, и глаза ее вспыхивают:
- Болтовня это, что наши женщины только и годятся виллами да лопатой махать! А Мазур, Ира Стоева? Они любого мужика за пояс заткнут! А то у мужиков четыре-пять классов грамотенки, а нос задирают на полное высшее. Обидно бы не было, если б были с образованием или специалисты. Тогда что, руководству! - Она зло перекусывает былинку, поднимается и уходит.
Я спешу к небольшой белой мазанке, стоящей неподалеку от фермы. Любовь Ивановна Мазур выходит мне навстречу из огорода, смущенно пряча под фартук испачканные землей руки. В доме светло и опрятно, на окнах цветы. А рядом с цвесами - стопка книг. В некоторых белеют закладки.
- Читаете?
- А как же. Это у меня еще от первых послевоенных лет библиотечка. Фермой я в ту пору заведовала.
А пора была трудная. Любовь Ивановна вспоминает, как вершили женщины в те военные и послевоенные годы колхозными делами. Были они и бригадирами и заведующими фермами. Куда ни глянь-женщины! И удивлялись смекалке и силе женской редкие гости - фронтовики. Когда вернулись с фронтов мужчины, еще несколько лет женщины вместе с ними заседали в правлении, руководили бригадами, были учетчицами. Но постепенно все меньше их оставалось у руководства. Спешным порядком «крепилось» среднее руководящее звено мужчинами. О специалистах не было и речи: лишь бы «твердая рука». Рассказывает Любовь Ивановна обо всем этом с горькой усмешкой.
«Вступает в разговор ее отец - подвижной, бодрый еще старик. - Было Восьмое марта, а чем женщин порадовали? Даже вечера в клубе не устроили. А не грех отметить тех, кто давно мужиков в работе обогнал. - Он зло пыхтит самокруткой, ерошит седоватые волосы.
У Любови Ивановны сильные, тронутые загаром руки, спокойные серые глаза, неторопливые, уверенные движения.
И, глядя на нее, я вспоминаю слова доярок: «Нам бы Мазур в заведующие. Другая б жизнь пошла на ферме!»
...Через час я уже у Ирины Стоевой. Ирина только что вернулась из Николаева. Она секретарь колхозной комсомольской организации. Знания у нее есть: два года назад окончила зоотехнические курсы - да и опыт тоже.
- А почему же, Ирина, вы работаете рядовой? Неужели не справились бы с фермой или бригадой?
- Все медведи передохнут, если наши руководители решатся на такое, - говорит сидящая у Стоевых пожилая женщина.
- Я что? Не в одной мне дело,- с силой произносит Ирина.- Не дают у нас в колхозе женщинам дороги. Черт знает что такое! Дикая старина, честное слово!
...Дух неверия в способности женщин, неуважение к ним сказываются здесь во всем. В конторе за столом восседает главный бухгалтер Блинцов. Трезвым этот человек бывает редко.
Пугливыми тенями двигаются по конторе девчата из бухгалтерии: только бы на глаза не попадаться хмельному начальству.
Будто кто-то и когда-то узаконил это отношение к женщинам в колхозе «Коммунар». Если пройти в разгар рабочего дня по селу, увидишь: греются на солнышке учетчики, завфермами да прочее начальство.
Но стоит только заглянуть на поля и фермы - там одни женщины. И трудятся они не покладая рук. А ведь из всех «руководящих» мужчин только один агроном имеет специальное образование. У остальных грамота не поднимается выше четырех-пяти классов. Давным-давно они ничего не читают.
На большинство из этих «руководителей» даже не заведены читательские карточки в сельской библиотеке. И в то же время такие замечательные, грамотные колхозницы, как Любовь Ивановна Мазур, Ирина Стоева, Фрося Катрич, закончившая сельскохозяйственный техникум, ходят в рядовых.
В колхозе триста трудоспособных женщин, из них лишь две - члены партии. И с правлением не лучше: числится там для вида лишь Лида Забродская. К слову сказать, грамотная, энергичная, Лида вполне могла бы стать во главе комплексной полеводческой бригады. Женщины в один голос утверждают это. Но с их мнением не считаются.
Бывает и так: предложит райцентр послать двух или трех человек на курсы или в агрошколу - снова посылают мужчин, иных чуть ли не силой.
На исходе жаркого дня я беседую в красном уголке фермы с председателем колхоза М. Ткачевым. Здесь хмуро, неуютно. На голых стенах одни пожелтевшие листы распорядка работы. Ткачев разводит руками, вздыхает:
- Не усмотрели. Ошибка тут у нас. Будем выправлять.
Ведь кому не известно, женщины - это сила!
...Эту силу я увидел двумя днями позже, когда в Николаевский областной театр из всех районов области съехались славные труженицы. Я стал считать женщин-орденоносок, и цифра вскоре перевалила за сорок, а они все прибывали, шумливые, жизнерадостные. Потом выходили деловито на трибуну и рассказывали о больших делах своих. Все колхозы прислали сюда делегаток. Не было только ни одной из «Коммунара». Как же так, товарищ Ткачев?! Не сами ли вы говорили: «Женщины - это сила!» Так почему же вы и правление забываете об этой силе?
Л. КОРНЮШИН Баштанский район, Николаевская область.
Trackback(0)
 |
А женщины в обозе
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed