|
Читать предыдущую часть
В этот день Катя и Мариша дежурили.
На большой перемене они выпроводили всех из класса, Мариша со звоном распахнула окна и убежала за водой - поливать цветы, а Катя отправилась к тете Нюше клянчить новую тряпку стирать с доски - старая совсем истрепалась.
Вернувшись в класс, Катя увидела Валерку Костикова, который с вороватым и довольным видом трудился у доски. На грифельно-черном фоне с каждым движением мелка все отчетливее вырисовывалось изображение верблюда с огромным кривым горбом. Еще секунда, и верблюд оказался в очках; он смотрел в класс требовательно и строго. Катя не сразу поняла, что рисует Костиков, но, вглядевшись, вспыхнула от обиды и злости. Верблюд был удивительно похож на Василия Ивановича,- в таланте этому злыдню Валерке отказать было нельзя. Катя знала, что мальчишки из компании Валерки - в классе имелось еще два таких оболтуса - все время поддразнивали учителя, намекая на его горб. А за большой переменой как раз и должна была быть литература, Василий Иванович мог войти в класс каждую минуту и увидеть отвратительный рисунок. Катя вне себя подбежала к доске.
- Сотри сейчас же! - крикнула она, замахиваясь на Валерку тряпкой.
- Еще чего? - хмыкнул тот, отряхивая с ладоней мел и довольно оглядывая свое произведение.
- Да как ты смеешь? Ты!..- Катя захлебнулась от возмущения и бросилась сама к доске с тряпкой в руке.
Но Валерка отталкивал ее, не давал подойти.
- А что особенного, чего раскипятилась-то? Ну, нарисовал верблюдика, - паясничал Костиков.- Одногорбое млекопитающее, бескопытное. Как раз изучаем по зоологии. Забыла?
- Не притворяйся идиотиком!
В класс с чайником в руке вбежала Мариша. Едва глянув на доску, она поняла, в чем дело.
- Опять за старое, Костяков?.. Думаешь, он впервые так безобразничает? - обратилась она к Кате.- Всегда перед уроком Василия Ивановича норовит какую-нибудь гадость на доске изобразить.
- Гадость? - переспросил Валерка.- Разве непохоже получилось? Послушай, Бабочкина, я ведь не твою подружку с мышью на щеке нарисовал!
- С мышью? С какой еще мышью? - не поняла Мариша.
- А вот эту! Меченую! - Хлопнув себя ладонью по щеке, Валерка ткнул пальцем в сторону Кати.- Меченая! Меченая! - закричал он, перескакивая с парты на парту и уклоняясь от кулаков Мариши, которая в ярости гонялась за ним,- куда девалось ее обычное спокойствие.
Катя застыла у доски ни жива ни мертва. Как ненавидела она в эту минуту Костикова! За Василия Ивановича, за себя, за всех, кого этот злой мальчишка ни за что ни про что походя оскорблял!
- Что за шум? - В открытых дверях показалась нескладная фигура Василия Ивановича.- Костиков! Бабочкина!
Глотая слезы, Катя схватила тряпку и принялась быстро стирать с доски подлый рисунок. Только бы Василий Иванович не успел его разглядеть!..
Но было поздно. Мельком глянув на доску, Василий Иванович сразу же обо всем догадался. Он и раньше не раз замечал изображение верблюда в очках, сделанное на классной доске чьей-то жестокой рукой. Понял учитель и то, что эта новенькая, с грустными серыми глазами и безобразным пятном на щеке, хотела скрыть от него рисунок, хотела защитить его от Костикова... А мальчишка, видно, и ее заодно оскорбил.
Во время урока Катя все время украдкой следила за Василием Ивановичем. Рассказывая о творчестве Гоголя, он медленно расхаживал между рядами парт. Голос его звучал, как всегда, ровно и выразительно, и Катя с облегчением подумала: «Слава богу, кажется, не догадался». Кате было так его жаль. Вот он ходит и стоит перед ними - мальчишками и девчонками,- пожилой, уставший человек, без верхней пуговицы на заношенном пиджаке. Катя с первого же дня приметила эту оторванную пуговицу. Уже месяц прошел, как она в новой школе, а пуговицы все нет... Некому, верно, и приглядеть за Василием Ивановичем как следует.
А Василий Иванович, расхаживая по классу и рассеянно слушая Лялю Румянцеву, отвечавшую урок, с грустью думал о том, как открыть глаза на мир таким вот Костиковым, как научить их уважать людей, понимать, что такое сочувствие, сострадание к чужому несчастью...
Василий Иванович, потерявший сына на войне, очень любил ребят. И ученики отвечали ему тем же; каждый урок горбатого учителя был для них праздником. И сейчас в классе было очень тихо и спокойно, только один Валерка Костиков на своей «Камчатке» озирался с победоносным видом, считая себя, по-видимому, героем дня, и даже пытался хихикать, но староста класса Сема Винников так глянул на него, что он сразу же притих.
Каждый раз, когда кто-то даже нечаянно касался Катиной раны, она долго не могла успокоиться. И сегодня, возвращаясь из школы, с горечью думала: так и будут обижать ее всю жизнь из-за проклятого пятна, в существовании которого она не виновата.
Вот, думала она, Василий Иванович - пожилой, такой уважаемый всеми человек, а его осмеливается оскорблять какой-то ничтожный Валерка, заносчивый, надменный мальчишка, у которого и на грош ума нет! А что же Костикову церемониться с ней, Катей? Наверно, и другие думают про нее: «Вот уродина!», только не говорят. Даже Мишук отстранился от нее, от своей подруги детства, предпочитая чужую, пришлую девчонку; потому, наверно, и предпочел, что на лице у Тоськи ни единого пятнышка, чистенькая и румяная, как манекен в витрине парикмахерской.
А Катя мечтает стать певицей, петь на сцене в больших, многолюдных театрах. И вдруг случится так: кто-нибудь из публики, когда она будет выступать, крикнет: «Меченая! Меченая!», как крикнул Валерка... Она же после такого никогда не заставит себя выйти на сцену, никогда...
А тетя Наташа да и этот божий одуванчик Алексеевна уверяют ее: если с верой попросить бога, пятно может исчезнуть. Ах, если бы бог и вправду существовал и обладал таким могуществом!..
- Куда так спешишь? Подожди...- услышала она за собой запыхавшийся голос Мариши.
Катя остановилась, подождала, и дальше подружки пошли вместе.
- Да не переживай ты! Плюнь! - сочувственно заглядывая Кате в лицо, говорила Мариша.- Он ведь злыдень известный. Однажды мой завтрак в окно выбросил... И еще хотел, чтобы я рубль у него взяла. Да плевала я на его рубль! Всех-то он дразнит, ко всем цепляется, репей шелудивый! Не обращай внимания, право!..
- Я понимаю, Мариша. И все равно обидно. И почему, почему я одна такая несчастная? За что?
- Ну не расстраивайся, Катюшка... Ребята у нас в классе хорошие, не дадим тебя Костикову в обиду. Хочешь, я его завтра как следует тресну? А?
- Смешная,- вздохнула Катя.- Если бы только в Костикове было дело...
- А что еще?
Катя махнула рукой. Она не сумела бы объяснить свое горе новой подруге, да и вряд ли Мариша полностью поняла бы, как отравляло Кате жизнь родимое пятно. Понять может только тот, кто испытывает такую же, равную обиду.
- А знаешь что? - Мариша тронула Катю за руку.- Как сделаешь уроки, приходи ко мне. У нас мальчишки во дворе каток залили... Знаешь, прямо из шланга. Мировой каток получился! Ты ведь катаешься на коньках?
- Если смогу, приду.
Девочки расстались на углу, и каждая направилась в свою сторону.
Погруженная в невеселые мысли, Катя не спеша шла домой и уже заворачивала в свой переулок, когда кто-то снова окликнул ее по имени.
Она обернулась. К ней подходил своим быстрым, стремительным шагом Василий Иванович. По-видимому, он жил где-то недалеко от Катиного дома, так как они часто встречались на улице и учитель всегда приветливо ей кивал. Обычно Катя радовалась этим встречам, но сегодня...
Сейчас Василий Иванович начнет расспрашивать ее и допытываться о происшествии на перемене, подумала, холодея, Катя. А что она ему скажет?
Если нажалуется, что Костиков обидел, Василий Иванович подумает про нее: ябеда! Катя никогда ни на кого не жаловалась и сама терпеть не могла фискалов. Сказать правду, из-за чего произошла ссора, она тем более не могла. Проделка Костикова глубоко ранила бы учителя. А он как будто так ни о чем и не догадался.
Василий Иванович, оглядев Катю своими блестящими голубыми глазами, как ни в чем не бывало, спросил:
- Ну что, Озерная Катерина, попривыкла к новой школе?
Катя даже растерялась от его веселого и такого простого вопроса.
- Спасибо, привыкаю,- краснея, пробормотала она.- Я с Маришей Бабочкиной дружу.
- Что ж, дружи, дружи, она девочка славная. Тихоня только, побойчей надо быть... У нас в классе вообще много хороших ребят...
Несколько минут они шли молча, потом Василий Иванович снова заговорил:
- Хорошо иметь много друзей. И у меня их за жизнь порядочно набралось. Чуть ли не во всех городах товарищи и ученики мои бывшие, и коллеги по работе, и разные другие люди... Переписываюсь с ними и в отпуск - то на север, то на юг - к дружкам своим еду... Знаешь,- продолжал Василий Иванович,- был у меня один друг, и случилась с ним на фронте беда. Изувечило его. Вначале, казалось, подлечили, а потом недуг его стал сказываться все больше и больше, и друг мой загоревал. Родных никого не было, в войну все погибли,- остался он наедине со своей бедой. И стало ему казаться - никому-то он не нужен и всем противен... Никого и сам не хотел видеть. Так и сидел целые дни один. А раз проснулся - весна на дворе. Солнечные зайчики по стенам прыгают. Распахнул он окна, а за окнами и птицы тебе поют, и ребята смеются, играют... И товарищ мой вдруг подумал: «А что же это я с собой делаю? Да разве можно от жизни отказываться?» И взял он себя крепко в руки, перестал раздумывать над тем, какой он несчастный. Вернулся к людям. Конечно, не всегда легко и сейчас ему бывает, но научился он держать голову высоко и не обращать внимания на мелкие обиды и горести.
Катя искоса внимательно поглядела на Василия Ивановича: «Уж не о себе ли самом он рассказывает?» А Василий Иванович продолжал говорить:
- Мы много знаем людей, которые прославились своим мужеством, сумели переступить через собственное несчастье ради большого дела. И несчастье не только не сломило, а, наоборот, укрепило их волю, их силу. И сколько пользы сумели они принести людям. Взять хотя бы нашего Николая Островского. Какую книгу он написал, прикованный к постели, тяжело больной... Книгу о человеческом мужестве! И герой его, Павка Корчагин, до сих пор один из любимейших наших героев! Ты ведь тоже любишь Павку?
- А как же!
- А вспомни, великий немецкий поэт Генрих Гейне, тот восемь лет лежал в «матрасной могиле», а многие его лучшие стихи написаны как раз в это страшное для него время.
Стихи против подлости, полные насмешки, сарказма... Да хотя бы и герой наших дней, Алексей Маресьев, какую волю проявил, чтобы победить свой недуг... Вот так-то, дорогая Катя. А мы иногда слишком близко принимаем к сердцу свою маленькую беду...
Они остановились на перекрестке, и Василий Иванович взял Катину руку, подержал в своей. И Кате вдруг стало легче на душе, и, почти успокоенная, она, улыбнувшись Василию Ивановичу, побежала домой.
Продолжение читать здесь
Родимое пятно
Trackback(0)
 |
«Меченая! Меченая!»
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed