14.05.2012 20:08

Убит. Я думаю, что я убит. Но если я думаю об этом, то значит - не убит? Я живой?.. Вокруг меня черная стенка, сверху дышащее холодом мглистое пятно и блуждающий красный огонек... Что это?

Я приподнимаю голову - она словно набита острыми камнями и ноет в затылке. Я вижу возле себя серые неподвижные кули.

- Иванов!

Меня кто-то дергает за ногу.

- Иванов, Иванов!..

Красный огонек наверху останавливается. Один из кулей протягивает ко мне руку, затем возникает смутный овал лица.

- Иванов, это ты?

- Ш-ш! - Холодная рука ложится быстро шершаво поглаживает.

Ничего не пойму, Где мы... Кружится голова, подташнивает, я снова закрываю глаза.

Опять дергают за ногу... Уже светло, мутно-голубое небо и в середине его солдат с винтовкой.

Я в яме.

- Вставай, - откуда-то издалека доносится глухой голос Иванова, хотя он рядом.

Немец с винтовкой склоняется над нами. Его зеленоватое лицо чуть расплывается и дрожит, как кисель. Он что-то говорит, напряженно раскрывая рот.

Плен!.. Я соображаю: мы в плену, Плен! Я - и вдруг плен, Как это может быть?..

Иванов помогает мне встать. Он распоясан, безоружен, оборван. Герасимов подсаживает меня на край ямы и вылезает сам - он в шинели без хлястика и тоже безоружен. И я распоясан и безоружен. Из ямы выбирается еще кто-то.

Все кругом дрожит, расплывается, и как-то непривычно тихо: я слышу лишь шумы и шорохи. И у меня очень болит голова...

Нас гонят на дорогу. Там уже большая толпа таких же, как мы, распоясанных. Немцы с винтовками суетятся вокруг и что-то кричат, широко раскрывая рот. Мы становимся в ряд - нас в ряду пятеро. Трогаемся. Справа виднеется взгорье, покрытое кустарником, слева - угол лесного массива, а впереди - пыльная белая дорога и стоптанные башмаки шагающих людей...

Мир шатается, мир покачивается. Начинает пригревать солнце - неужели это то солнце? Неужели это те же поля, которые были вчера? И неужели я, это болящее бредущее существо,- это я?

Всё рушится, все переворачивается. Случилось самое страшное, что только могло с нами случиться: плен. Или, может быть, вообще мы разбиты, и немцы победоносно катятся в глубь нашей страны?..

Завивают пыль белые стоптанные башмаки. Светит бессмысленное солнце - бездушный горячий шар. Зеленеет пыльная трава, туманятся дали.

Плен, плен, плен...

Если бы я мог плакать, я плакал бы... Почему я не убит? Почему не умер дома, когда болел воспалением легких? Почему, за что этот позор?

Если бы я мог плакать... Но сухо и туманно в глазах, расплываются дали, и беспощадно жарит ноющую голову пустое холодное солнце.

Нас приводят на незнакомую станцию и загоняют за колючую ограду. Тут какой-то табор: сотни людей в распущенных шинелях и гимнастерках стоят, сидят, лежат на земле или слоняются взад и вперед. По углам заграждения деревянные вышки с часовыми, у одной колючей стены серое строение с кирпичной трубой - оно отделено от толпы тоже забором из колючей проволоки, у противоположной стены - два барака.

Ноги подкашиваются от усталости, я сажусь.

- Пошли в тень! - кричит-шепчет Иванов.

С трудом поднимаюсь и бреду за ним к бараку. В тени все места заняты, но Герасимов что-то говорит, и сидящие подвигаются.

Иванов усаживает меня на теплую землю, прислоняет спиной к дощатой стенке.

- Попить, пить... нет? - спрашиваю я. Герасимов, кивнув, уходит. Иванов смотрит в мои глаза, и мне становится не по себе оттого, как он на меня смотрит.

- Небольшая контузия, - шепчет-кричит он.- Ничего. Пройдет.

- Пройдет, - говорю я.

Он пробует улыбнуться. Милый мой Иванов, что же с нами случилось?!

Мне тяжело видеть тоску в его глазах, его выпачканное глиной лицо, рыжую щетину на щеках. Он еще пытается ободрить меня!..

Возвращается Герасимов. С водой. Она теплая, горьковатая, отдает железом. Я отпиваю несколько глотков и гляжу на Иванова.

- Пей, пей,- произносят его запекшиеся губы. Гляжу на Герасимова.

- Пей,- отворачиваясь, шепчет он.

Протягиваю ему котелок с остатком воды и, упершись затылком в доску, закрываю глаза. Голова идет кругом, кругом идет вместе со мной земля...

Плен, плен, плен...

Журнал «Юность» № 6 июнь 1963 г.

Люди остаются людьми

Set as favorite