Читать начало
От той первой, осенью 1942 года, фронтовой встречи подо Ржевом, где Полевой был неотлучным корреспондентом «Правды» и куда Эренбург, постоянно нужный в Москве и потому с трудом добившийся разрешения на поездку, приехав вместе с американским журналистом Деландом Стоу, от того «ржевского леса и ржевской тоски», как сказано в стихах Эренбурга, и началось их знакомство.
Среди бесчисленных приветствий, полученных Эренбургом в мае 1944 года, была и такая телеграмма: «Горячо от всей души поздравляем вас с высокой правительственной наградой орденом Ленина тчк желаем здоровья и больших творческих успехов тчк корреспонденты центральных газет по Второму Украинскому фронту». Под ней 11 подписей, вторым стоит имя Полевого.
Потом был Нюрнберг, где они оба присутствовали на суде над нацистскими главарями. («Улыбаясь своим, помахивая рукой иностранцам, появляется Илья Эренбург,- вспоминал Полевой дни Нюрнбергского процесса.- Стоит ему остановить свой торопливый бег, как он сейчас же оказывается окруженным разноплеменной толпой, обращающейся к нему на разных языках...») Потом встречи в Москве, Варшаве, Париже, Осло, Братиславе, Хельсинки, Женеве, Стокгольме, Ленинграде, Афинах, Праге... Это был романтический, как назвал его Эренбург, период Движения сторонников мира, объединившего в те годы цвет научной и художественной интеллигенции Конгрессы, конференции, сессии следовали одна за другой...
И еще больше сблизили Полевого с Эренбургом те поездки, которые им тогда довелось совершить вместе.
В 1957 году по приглашению советского посла в Афинах М. Г. Сергеева Илья Эренбург приехал в Грецию. Вместе с ним была небольшая делегация деятелей советской культуры, в которую входил и Борис Полевой. «Групповые поездки не всегда бывают легкими, но мои попутчики оказались хорошими товарищами,- вспоминал Эренбург,- все мы понимали нашу задачу: постараться наладить добрые отношения с греческой интеллигенцией». Один незапланированный вечер, проведенный в Афинах в квартале камнетесов и рыбаков, особенно запомнился и Полевому и Эренбургу. Они описали его каждый по-своему, с различными, иногда несовпадающими подробностями, но в обоих описаниях равно ощутима атмосфера сердечности, с которой встретили гостей жители бедного квартала. Узнав, что среди них находится Илья Эренбург, они, несмотря на поздний час, накрыли столы прямо на улице, уставили их всем, чем были богаты, усадили гостей, а потом стали приносить зачитанные книжки Эренбурга, и он до глубокой ночи надписывал их. «Эренбург пал жертвой своей славы,- добродушно посмеивался Полевой,- в то время как мы, не обремененные такой известностью, эгоистически уплетали хлеб со свежим сыром и запивали его густым, терпким домашним вином».
Вернувшись в Москву, Полевой писал Эренбургу:
«На следующий день после Вас мы все отчитывались в ЦК. Там и сказали, что в нашей делегации Вы были котлетой, а мы разнообразным гарниром при ней. Встречали отчет хорошо. М. Г. Сергеев тоже прислал докладную о работе делегации - высоко оценил особенно Ваши успехи. Словом, все - о'кей!».
Поздравляя Эренбурга с новым, 1958 годом, Полевой написал на открытке с изображением Дон Кихота и Санчо Пансы:
«Желаю Вам всего, всего хорошего в этом новом, столь мокро начавшемся году. На открытке изображена наша поездка в Грецию. Кто есть кто, Вы догадаетесь».
О поездке в Грецию Полевой вспоминал по книге «Встречи на перекрестках» - в очерке, посвященном Эренбургу. Историю этого очерка можно найти в письмах Полевого.
«Дорогой Илья Григорьевич! Комсомольцы обратились ко мне с просьбой написать о Вас статью к Вашему 70-летию. Я дал согласие. Но при одном условии, если мне удастся хотя бы ненадолго повидать Вас, поговорить с Вами. Книжку Т. К. о Вас, конечно, читал. Все, что положено для тощего юбилейного супчика, там добыть можно. Но Вы большой мастер и к тому же весьма иронический человек. Мне очень не хотелось бы выступать в качестве заурядного юбилейного аллилуйщика. Да и люблю я Вас. Неохота отписываться походя. Словом, очень просил бы Вас назначить мне хотя бы и недолгое свидание».
Свидание состоялось, и Полевой написал для «Комсомольской правды» статью «Нержавеющее перо». Напечатали ее, изрядно подсократив; тогда полную рукопись Полевой послал Эренбургу с таким письмом:
«Дорогой Илья Григорьевич! Заказали мне в свое время воспеть Вас в прозе на пространстве трехколонника, а поместили «рожки да ножки». Посылаю Вам статью в ее первозданном виде. Признаюсь, делаю это и не без некоего меркантильного намерения. У меня сейчас в наборе книга «Встречи на перекрестках» - сборник портретных набросков всяких хороших людей, с которыми мне довелось видеться в жизни.
Сейчас вот торгуюсь с издательством, чтобы можно было дослать эту статью. Кажется, уже уломал их. Буду очень просить - прочитайте поскорее, и если найдете всю эту затею пустой, а статью плохой, сообщите мне об этом устно или письменно. И о своих замечаниях и уточнениях тоже... Ваш Б. Полевой».
Рассказывая в очерке о греческой поездке, Полевой вспоминал лекцию «Мир и война», прочитанную Эренбургом в Афинах, и приводил по памяти слова, которыми она заканчивалась: «Люди сидят обычно по-разному. Вот мы с вами привыкли сидеть на стульях с длинными ножками. В Турции сидят на низеньких табуретках... А вот недавно я был в Японии, так, представьте, там предпочитают сидеть на полу, на собственных ногах... И каждый из этих способов сидеть можно понять и принять, кроме одного - манеры сидеть, положив ноги на стол». Так это запомнил Полевой.
И это было единственное место, которое Эренбург счел нужным уточнить:
«Дорогой Борис Николаевич! Спасибо Вам сердечное за ласковую статью. Вы меня, конечно, перехвалили, но это Ваше дело, я себе не судья. Есть только одна неточность: когда я говорил о ногах - а я этот пример приводил в жизни несколько раз,- я всегда подчеркивал, что ничего не имею против обычая класть ноги на стол, конечно, при условии, что стол - свой. А в Вашей редакции есть некоторое неуважение к американскому «образу жизни»...»
Необходимое уточнение было внесено. В октябре 1961 года «Встречи на перекрестках» вышли в свет, и Полевой послал их Эренбургу:
«Дорогой Илья Григорьевич! Книгу эту посылаю не без некоторого душевного трепета, ибо знаю золотой характер и бархатный язык одного из ее героев. Ну, бог даст, пронесет, ибо все, что о Вас тут написано, писалось искренне и от души».
В середине сентября 1958 года в Осло собралась Международная конференция представителей различных (по идеологической и политической ориентациям) организаций, выступающих за мир. Ее цель - обсудить совместные действия против угрозы применения ядерного оружия. Инициатором конференции была норвежская «рабочая группа» во главе с Карлом Бонневи, известным общественным деятелем, энергичным поборником мира. Советский комитет защиты мира принял приглашение «рабочей группы» и направил в Осло своих представителей - писателей И. Эренбурга и Б. Полевого, профессора X. Коштоянца и журналистку-переводчицу Н. Крымову.
24 сентября 1958 года, когда конференция уже завершалась, выходящая в Осло газета «Афтекпостен» напечатала статью, порочащую Эренбурга и Полевого Статья была основана на инсинуациях, распространявшихся американским писателем, бывшим коммунистом Говардом Фастом.
В начале 50-х годов книги Фаста на полках наших библиотек представляли современную американскую литературу (Хемингуэй, Фолкнер, Стейнбек, Уайлдер, Вулф тогда не переводились). Это были по-своему искренние книги, хотя и тогда художественная правда, которую они несли, казалась неполной. Не очень-то почитаемый у себя на родине, Фаст ценил поддержку и внимание советских друзей. В конце 1954 года пятеро советских писателей, включая Полевого и Эренбурга, получили от него такое письмо:
«Дорогие друзья! Простите, что пишу вам всем вместе, а не порознь... в моем представлении вы все составляете единое сильное целое с другими советскими писателями и со всем могучим советским народом. Позвольте мне поблагодарить вас от всего сердца за дружбу и товарищество и пожелать, чтобы мы все собрались вместе в недалеком будущем...» Но уже через полтора года Фаст заговорил другими словами. Он не смог правильно оценить обновление, начавшееся в нашей стране, и зациклился на разоблаченных XX съездом партии нарушениях социалистической законности. Он действовал импульсивно и не останавливался перед использованием неподтвержденных слухов и дезинформации. Случилось так, что главными мишенями нападок Фаста стали Илья Эренбург и Борис Полевой.
Публикацию в «Афтенпостен» Эренбург не застал - он уехал из Осло чуть раньше остальных советских делегатов - и, познакомившись с ней уже в Москве, немедленно написал Полевому:
«Дорогой Борис Николаевич! Я получил от Бонне-Ви письмо с приложением статьи, напечатанной 24.9.58 в «Афтенпостен» в Осло. В этой статье я обвиняюсь в невмешательстве в судьбе Фефера, а Вы в том, что ввели в заблуждение Говарда Фаста, заверив его, что Квитко жив и здоров... Бонневи пишет, что для деятельности их группы чрезвычайно важно ответить на эту статью, указав, что в дальнейшую полемику мы не вступаем и считаем наш ответ исчерпывающим. Я с ним согласен и хотел бы ответить совместно с Вами. Позвоните мне и укажите, что можно включить в ответ касающееся непосредственно Вас. С сердечным приветом И. Эренбург».
Полевой ответил подробным письмом:
«Дорогой Илья Григорьевич! Задним числом признаюсь, что о паршивенькой этой статье я узнал еще будучи в Норвегии, причем при самых шикарных обстоятельствах. К нам в гостиницу явился разъяренный Карл Бонневи, тащивший за руку какого-то симпатичного пожилого господина и размахивавший газетой. Господин оказался, по рекомендации Бонневи, одним из популярнейших адвокатов города Осло. Мне было объявлено, что он берется бесплатно вести наш с Вами процесс против газеты «Афтенпостен» с гарантией выиграть. Лишь после этого старик заставил Крымову перевести содержание статьи.
Ну что ж, в содержании ничего нового для меня не было. Вы же не хуже меня знаете, как мелкая сволочь полощет эти «фактики», высосанные из пальца... Перспектива процесса, признаюсь, меня не восхитила, хотя Бонневи, как знаток юстиции, утверждал, что обидчик будет осужден, а супостаты разгромлены в пух и прах. Вы были уже далеко от Осло, посоветоваться мне было не с кем, и я просто предложил нашим милым друзьям охладить пыл остатками еще имеющейся у меня водки, что они и сделали...
Если Карл Бонневи считает, что такое письмо было бы полезно для их работы, ну что ж, давайте напишем. Только уж действуйте Вы, у меня все бы перешло на «язык родных осин». Для Вашего письма, может быть, пригодится отрывок из моего последнего письма Г. Фасту, которое он предпочел не публиковать, хотя, несомненно, он его получил. Вот этот отрывок, который я имею возможность процитировать по черновику. «И, наконец, совсем уже маленький, так сказать, частный штришок, касающийся наших с Вами отношений. Вы даже меня стараетесь уличить во лжи, заявляя, будто я Вам сказал, что писатель Лев Квитко жив и будто он живет рядом со мной. Всем известно, что Квитко киевлянин и никогда не жил в Москве; я сказал Вам лишь, что хвалил его отличные детские стихи и на съезде писателей, и я их действительно хвалил, что зафиксировано в стенограмме съезда, изданной у нас, что я написал предисловие к хорошей книге его стихов - и я действительно его написал - и книга с этим предисловием давно уже вышла. Говорил же я Вам о том, что недалеко от меня живет еврейский поэт Самуил Галкин, и я иногда встречаю его, и он действительно живет недалеко (его адрес: Москва. 119, ул. Фурманова, 3/5, кв. 43), в чем Вы можете легко убедиться, написав ему письмо по этому адресу». Это последнее письмо Фаст тщательно утаивает от общественности, и там я ему здорово надавал по морде!
Ну, Вам лучше знать - стоит ли снова возвращаться к этой скотине, не много ли для него чести? Не поможет ли это ему в его провокаторской деятельности? Но если сочтете нужным - пишите. Письмо же, как мне кажется, стоило бы послать через М. Грибанова. Пусть как посол и умный человек взвесит, полезно ли будет это или нет. Если сочтет полезным - может наклеить марку и бросить в ящик: излишняя осторожность тут не помешает: береженого и бог бережет. Впрочем, и тут можете поступать, как подсказывает Ваш опыт. Как живете?
Лично у меня такое сейчас ощущение, будто я без трусов сижу на муравейнике, причем от этого никому нет пользы, и прежде всего - мне самому... Жму Вашу руку. Ваш Б. Полевой».
Эренбург согласился с доводами Полевого. По складу своего характера он никогда не позволял наступать себе на ноги, но на инсинуации, распространявшиеся с чужих слов Фастом, он уже ответил за год до того и поэтому написал Бонневи так:
«Спасибо за Ваше письмо. Мне перевели содержание заметки в «Афтенпостен». Я серьезно поразмыслил над тем, стоит ли мне отвечать, и посоветовался с моим другом Полевым. Мы оба пришли к решению не отвечать. Полевой в свое время ответил лично Фасту, но тот не огласил его ответа. Я в сентябре 1957 года, прочитав во французской газете «Монд» заметку, по содержанию сходную с заметкой в «Афтенпостен», послал письмо в редакцию. «Монд» опубликовала мое письмо в октябре 1957 года (Вы можете легко найти этот номер в городской библиотеке Осло), но снабдила его послесловием, защищая автора клеветы. Вы согласитесь со мной, что ниже нашего достоинства отвечать на любое газетное обвинение, представляющее набор однообразных небылиц. Я убежден, что такие заметки не могут повредить ни нам, ни нашей стране, ни благородной деятельности «независимой норвежской группы». Но если Вы найдете нужным огласить мое письмо, напечатанное год тому назад в «Монд», Вы можете, разумеется, это сделать. Я сохранил прекрасные воспоминания о нашей совместной работе и о часах, проведенных с Вами. Пожалуйста, передайте госпоже Бонневи и всем Вашим друзьям мои сердечные приветы. Желаю Вам доброго здоровья, сил и не сомневаюсь, что мы еще встретимся с Вами в нашей общей борьбе за мир».
Журнал «Юность» № 7 июль 1982 г.
Читать продолжение
Илья Эренбург
Trackback(0)
|