|
Читать предыдущую часть
Г. С. Кабанов, бывший старший инструктор политотдела 5-й армии
Шел октябрь 1941 года. Это было суровое и тревожное время. Весь мир следил тогда за гигантской битвой, которая развертывалась на подступах к советской столице. В те дни я работал начальником отделения агитации и пропаганды политотдела военных складов и отдельных стрелковых частей города Москвы.
Утром 12 октября меня вызвали в политуправление Московского военного округа. Проходя мимо Кремля, я с гордостью посмотрел на него и подумал: «Многие чужеземные захватчики не могли одолеть этого древнерусского богатыря. Придет день, когда и Гитлер разобьет свою башку о его стены».
Везде и всюду чувствовалась напряженная боевая жизнь города. Я видел, как по улицам и переулкам мчались полуторки и трехтонки с военными грузами. Они спешили выбраться на Минскую магистраль, чтобы по ней стрелой лететь туда, где становились насмерть советские воины. На машинах и грузовых трамваях москвичи вывозили железо, бревна, цемент и кирпич для постройки оборонительных сооружений.
Все были заняты тем, чтобы превратить Москву в неприступную крепость.
На улице Осипенко я подошел к серому трехэтажному зданию. Предъявив часовому пропуск, поднялся на второй этаж и прошел в политическое управление. Здесь было необычайно много людей. Все ожидали вызова. Наконец, очередь дошла и до меня. Вошел в кабинет и вытянулся в ожидании.
- Товарищ Кабанов! - сказал начальник ПУОКРА.- Вы поедете работать в политотдел только что сформированной 5-й армии. Она находится на центральном участке фронта. Ей поставлена задача: оборонять Можайский, Верейский, Звенигородский и Рузский районы Московской области. Начальником ПОАРМА назначен бригадный комиссар Иван Пантелеевич Абрамов. Знакомьтесь.
Будущий мой начальник внимательно посмотрел на меня, будто стараясь угадать мои деловые качества, а потом сказал:
- Немедля отправляйтесь в 32-ю стрелковую дивизию. Она только что переброшена с Дальнего Востока и находится сейчас в районе Бородинского поля. Помогите командирам и политработникам подготовить личный состав к бою.
- Слушаюсь! - ответил я и опустил в карман заранее приготовленное командировочное предписание.
Простившись с семьей, я поспешил на Белорусский вокзал. Поезд стоял у перрона, готовый к отбытию. Через несколько минут, развивая скорость, он помчался к местам исторических битв.
Командира 32-й дивизии я нашел на Бородинском поле, около гранитного обелиска.
Здесь, где в сентябре 1812 г. находился командный пункт великого русского полководца Кутузова, я увидел командира соединения Виктора Ивановича Полосухина. Это был высокий, крепко сколоченный тридцатисемилетний сибирский богатырь с добродушным русским лицом и большими, спокойными и чуть-чуть грустными голубыми глазами. Полковник держал в руках бинокль и внимательно осматривал окружающую местность.
Познакомившись с офицерами, я тоже взглянул туда, где через некоторое время должна была произойти жестокая схватка с врагом. «Вот оно, знаменитое Бородино, - подумал я. - Вот где отважные русские воины покрыли себя неувядаемой славой!»
- Священное место, - не отрывая бинокля от глаз, вполголоса произнес командир дивизии. - На таком поле нельзя плохо драться с врагами.
Полосухин спустился с холма и в сопровождении своих подчиненных направился к батареям. Туда же вместе с другими пошел и я.
Невдалеке грянула и понеслась по Бородинскому полю любимая песня дальневосточников «У Хасана»:
Пылает заря, догорая.
Над озером ветер затих.
Дивизия тридцать вторая,
Ты первая в битвах лихих.
- Мы на этом историческом поле, - досказывая свою мысль, продолжал Полосухин, - должны драться с фашистами так, чтобы вся наша страна знала потом не только Бородино 1812 года, но также и второе Бородино - Бородино 1941 года.
Закончив обход подразделений, Полосухин вместе с офицерами направился в Бородинский военно-исторический музей. Бегло осмотрев экспонаты, он попросил у сторожихи Книгу отзывов и размашистым почерком записал в ней: «Приехал Бородинское поле защищать.
Полковник Полосухин».
- Ну, а теперь, товарищи, - сказал он сопровождавшим, - все по местам!
И офицеры стали расходиться по своим подразделениям. Я с попутной машиной выехал во 2-й стрелковый батальон 17-го полка, которым командовал П. И. Романов. Батальон находился на самом ответственном участке - на магистрали Москва-Минск, между деревнями Ельней и Юдинкой. Когда я добрался до него, то у только что вырытого окопа услышал громкие голоса. Один молоденький, юркий солдат, отчаянно жестикулируя, рассказывал что-то своим товарищам. Все смеялись.
- Товарищи, - окликнул я бойцов, - скажите, где сейчас находится ваш комбат?
- А вот он, - сказал ефрейтор.
Взглянув в указанном направлении, я увидел молодцеватого капитана, который с картой в руке стоял на широком, поблескивающем асфальтом шоссе и зорко посматривал в ту сторону, откуда мог появиться противник. Познакомившись с капитаном, я спросил, как у него идут дела, чем он занимается.
- Да вот все думаю, как бы получше здесь встретить и «угостить» непрошеных гостей с Запада.
Побеседовав с командиром и бойцами батальона, я отправился в приданную ему противотанковую батарею. Она занимала позицию здесь же, рядом с Минским шоссе, у деревни Ельня. Смеркалось. Вдруг на магистрали Москва - Минск показались немецкие танки. Стреляя на ходу, они по два в ряд неслись вперед. - Смотрите, смотрите, товарищи! - взволнованно заговорил солдат 3-го взвода, подносчик снарядов Денисенко.
- Машины идут с открытыми люками. Видите, гитлеровцы выглядывают оттуда? Ну, прямо, как на параде...
- Ничего, - ответил ему наводчик Кравцов. - Мы сейчас собьем с них фашистскую спесь, устроим им наш «парад». И, припав глазом к панораме орудия, он быстро поймал в перекрестке прицела мишень.
Огонь! - скомандовал командир орудия комсомолец И. Я. Харинцев.
Раздался оглушительный выстрел. Это был первый артиллерийский выстрел 32-й дивизии в Подмосковье Головной танк замер на магистрали.
- Молодец, Кравцов! - похвалил его сержант Харинцев. - Продолжай в том же духе.
- Есть продолжать в том же духе! - отозвался солдат.
И вскоре второй, а за ним и третий немецкие танки разбитые прямой наводкой, задымились на месте.
Гитлеровцы стали обстреливать противотанковое орудие из пушек и пулеметов. Пули и осколки снарядов с жужжанием проносились мимо артиллеристов, А они с напряженными, потными лицами продолжали делать свое дело, время от времени подбадривая друг друга отрывистыми фразами:
- Кравцов, не зевай! Быстрее лови мишень!
- Забелин, снаряд, живее!
- Денисенко, быстрее поворачивайся!
Один из вражеских снарядов разорвался недалеко от пушки. Бойцы с тревогой посмотрели друг на друга, но потом с облегчением вздохнули.
Все было в порядке. Осколки пролетели мимо. Но едва солдаты успели перевести дух, как вновь услышали команду:
- Огонь!
Орудийный выстрел разорвал осенний сырой воздух, и четвертый фашистский танк запылал на магистрали. Кравцов и на этот раз не подвел.
Недаром он в батарее считался мастером точной наводки. Затем были разбиты и подожжены две штабные машины, в которых находились офицеры и солдаты. Изуродованная немецкая техника образовала на дороге непреодолимый барьер. Шоссе проходило здесь в глубокой выемке, и фашистские танки не могли на нем развернуться. Кроме того, они задержали и мотопехоту, которая следовала за ними.
Так командир орудия комсомолец Иван Харинцев со своими боевыми друзьями остановил немцев на магистрали Москва - Минск.
Воспользовавшись замешательством немцев, командир стрелковой роты лейтенант комсомолец А. Кузнецов громко воскликнул:
- За Родину! За Москву! Вперед! - И повел свое подразделение в атаку.
Застрочил пулемет, за ним второй, третий. Могучее «ура-а-а-а» прокатилось по рядам бросившихся на фашистов бойцов.
- Бей оккупантов! - раздался звонкий голос секретаря комсомольской организации Васи Колесниченко. Комсомольский вожак первым врезался в гущу врагов.
Разгорелся жестокий рукопашный бой. Комсомольцы дрались, как львы. Штыком и пулей они уничтожали фашистов. В течение ночи 9-я рота подбила десять танков, сожгла четыре автомашины и отразила несколько яростных контратак фашистов. А когда забрезжил рассвет, бойцы роты насчитали на магистрали 150 вражеских трупов.
Наступило пасмурное утро 13 октября. Я оставался в 17-м стрелковом полку. На него обрушивалась в это время 285-я дивизия СС.
Гитлеровцы одну за другой повторяли «психические» атаки, но каждый раз с большими для них потерями откатывались назад.
Участвуя в боях, я видел, как мужественно сражались с фашистами бойцы, командиры и политработники. Военкомом одной из батарей 154-го гаубичного полка был политрук Василий Алексеевич Выборнов. Трудно приходилось этой батарее. Немецкие танки бешено налетали на нее. Бойцы встречали их мощным огнем своих орудий. Танки откатывались назад, но вскоре возвращались обратно. Батарея несла большие потери. Выбывали из строя орудия, падали убитые и раненые. Оставшихся в живых уставших бойцов ободрял военком:
- Бейте фашистских гадов, товарищи! Не давайте бандитам осквернять бородинскую землю! За нами Москва. Не пропустим захватчиков к советской столице!
Но вскоре Выборнов был тяжело ранен. Теряя силы, он прислонился к орудию. Санитары подхватили его и уложили в повозку. Но Василий Выборнов не разрешил отвозить себя на медицинский пункт. Своим присутствием в подразделении он вдохновлял бойцов и командиров на подвиги.
Так же отважно сражался с фашистами и военком другой батареи - Иван Андреевич Орлов. Он сам стоял у орудия. Меткими выстрелами он превращал вражеские танки в железный лом.
- За Родину! Бей оккупантов! - гремел его голос на поле боя.
Когда военком увидел, что немецкая пехота стала теснить одну из наших рот, он, не раздумывая, бросился в это подразделение. Узнав, что весь начальствующий состав там выбыл из строя, он принял командование ротой на себя. После короткой перестрелки Орлов поднялся во весь рост:
- Вперед, товарищи! За мной! - громко воскликнул он и повел стрелковую роту в контратаку.
Под натиском роты фашистам пришлось отойти на исходные позиции.
В жарких схватках за Бородино и Семеновское стойкость и бесстрашие проявляла молодой врач 133-го легкоартиллерийского полка Мария Петровна Подберезная.
Под ураганным пулеметным и минометным огнем она оказывала помощь раненым. Не один раз она буквально с боем вырывала раненых из рук озверелых фашистов.
- Наш доктор - герой! - говорили про Марию Петровну артиллеристы.- Она ни одного нашего бойца и офицера не оставит в беде.
Когда был тяжело контужен командир батареи Митрофан Титович Лосев, Подберезная под свинцовым ливнем подползла к нему и эвакуировала его с поля боя. Вслед за этим она вынесла из зоны огня раненого военкома своего полка Ивана Ивановича Бенько.
Такую же самоотверженность проявлял и военфельдшер 65-го отдельного противотанкового дивизиона Алексей Николаевич Замахов. Он вместе с бойцами отражал неоднократные атаки фашистов. Десятки раненых спас он от смерти. Когда истекавшего кровью командира орудия Михаила Семеновича Зарецкого, подбившего восемь танков, попытались взять в плен трое фашистов, Замахов меткими выстрелами уничтожил немцев и вынес командира с поля боя.
Примеры храбрости и умения драться с врагами показывали также начальник артиллерии дивизии Алексей Степанович Битюцкий, командиры артиллерийских полков майоры Алексей Савватеевич Ефремов и Василий Кузьмич Чевчус, командиры дивизионов капитаны Константин Григорьевич Вдовин, Прокофий Иванович Куропятников и Василий Александрович Зеленов, командиры батарей старшие лейтенанты Митрофан Титович Лосев, Аким Петрович Свешников, Николай Петрович Нечаев.
Эти боевые, талантливые командиры огнем своих орудий испепеляли вражескую пехоту и технику. Вместе со своими солдатами и сержантами они оказались достойными преемниками той славы, которую русские артиллеристы завоевали в 1812 году.
Обозленные неудачами, гитлеровцы все больше свирепели, продолжали лезть вперед. Мне пришлось участвовать в боях 2-го батальона 17-го полка. Он отражал бешеный натиск одного из немецких полков. Гитлеровцы полукольцом сжимали 4-ю роту. Они готовились стереть ее с лица земли. Но в это время в расположении роты появился начальник штаба полка Василий Кириллович Плаксин.
- Товарищи! - крикнул он во весь голос. - Кто из вас не боится смерти - ко мне!
Много набралось смельчаков. Начальник штаба взял с собой 30 бойцов и повел их в бой. При поддержке пулеметного взвода небольшая группа Плаксина ударила во фланг противнику. Не на жизнь, а на смерть дрались солдаты. Их мужество взяло верх. Гитлеровцы попятились назад. 4-я рота разогнула сжимавшую ее фашистскую подкову. Но Плаксин не удовлетворился этим.
- Добьем врага! - сказал он и возглавил вторую контратаку.
Стрелковая рота нанесла еще один крепкий удар по противнику. Гитлеровцы, оставив на поле боя 200 трупов, отошли в исходное положение.
Но через некоторое время 2-й батальон стала окружать крупная группировка немецкой пехоты. К комбату явился парламентер и предложил ему сложить оружие.
- Хасановцы в плен не сдаются, - с достоинством ответил капитан Петр Ильич Романов, - и вы забудьте думать о Москве и поскорее уходите отсюда. Иначе мы вас всех уничтожим.
Дрожа от ненависти, Романов стиснул в своей руке револьвер. Перепуганный парламентер сразу же бросился наутек.
- Товарищи! - обратился комбат по цепочке к своим солдатам и командирам. - Выполним свой долг перед Родиной. Коммунисты и комсомольцы! Помните свой партийный и комсомольский долг!
- Товарищ капитан! - обратился к Романову молодой солдат Николай Иванов, только что принятый в ВЛКСМ. - Надо бы написать в Москву о том, как мы защищаем Бородинское поле и Минскую магистраль...
- Э-э-э, друг! - хлопнул комбат по плечу солдата.- Москва об этом сама знает.
- А все-таки... - солдат не договорил: фашистская пуля впилась в его левую руку.
- Санитар! - крикнул Романов.
- Что вы, что вы, товарищ комбат, - заволновался раненый, - в такой момент я никуда не уйду отсюда.
И боясь, как бы санитар не задержал его и не отправил на медпункт, Иванов с гранатой в руке опрометью бросился к своему отделению.
- А вот об этом случае когда-нибудь написать надо, - заметил Романов стоявшему рядом командиру взвода...
Несколько часов подряд шел этот тяжелый, неравный бой. Не один раз немцы пытались взять батальон в клещи. Но их попытки оказывались безуспешными, батальон по-прежнему отражал вражеские атаки. В конце концов, гитлеровцы поняли, что сломить сопротивление храбрых бойцов им не удастся. Тогда они решили крупными силами прорвать оборону соседнего, 1-го батальона и через Бородинское поле зайти в тыл батальону Романова и овладеть магистралью. Стало темнеть. Заморосил мелкий дождь.
Дав ряд советов командиру и комиссару 2-го батальона, я направился в штаб дивизии, который находился на опушке леса, в одном километре западнее деревни Кукарино.
Командир дивизии сидел за столом и так внимательно смотрел на помятую и потрепанную от частого пользования карту, как едва ли смотрит ювелир на драгоценный алмаз. Лицо у Полосухина было усталое, хмурое. На нем лежал отпечаток бессонных ночей и пережитых волнений.
- Вы бы отдохнули, товарищ полковник, - посоветовал ему заместитель начальника штаба Воробьев.
- Нет, Павел Иванович, - отмахнулся командир дивизии, - сейчас не до отдыха. Немцы, того и гляди, выкинут какую-нибудь штуку.
В это время запищал полевой телефон. Полосухин подошел к аппарату. Минуты две-три он внимательно слушал, а потом, положив трубку на место, сообщил офицерам:
- Солдатов докладывает, что на правом фланге дивизии тихо. Немцы его не беспокоят. 113-й полк по-прежнему занимает линию обороны: Аксаново, Большое Горетово, Милятино. Теперь посмотрим, что делается у его соседа. - И Полосухин позвонил в 230-й стрелковый полк, который оборонял участок: Новое село, Захарьино, северную часть деревни Бородино, Гудковскую дачу, Горшково, Кривуши. Оттуда он получил точно такой же ответ:
- 230-й полк противника перед собой не видит.
- Затишье перед бурей, - сказал полковник. - Резервному 322-му полку надо быть наготове.
Вскоре позвонил командир 37-го полка. Он сообщил, что у него все по-старому. Батальон Романова продолжает геройски оборонять магистраль.
- Не выходит у меня из головы 1-й батальон этого полка, - прохаживаясь по землянке, делится своими мыслями комиссар дивизии.
- А что ты о нем думаешь? - спросил Полосухин.
- Уж очень широкую полосу обороны он занимает,- показал на карту Мартынов. - Смотрите, Рогачево, Колочь, Фомкино, южная часть деревни Бородино. Растянулся этот батальон почти по всей западной окраине Бородинского поля.
- Ничего не поделаешь, Георгий Михайлович, - вздохнул Полосухин. - И рад бы, как говорится, в рай, да грехи не пускают. Очень хотел бы я уплотнить этот участок, да людей не хватает. А резервы трогать нельзя. Будем надеяться на смекалку и героизм наших бойцов и офицеров.
Ведь воюет же капитан Романов, да еще как! Надо только своевременно помогать этим товарищам. Что сейчас делают политотдельцы?
- Все инструкторы в частях.
- На политработников я надеюсь, как на самого себя.
Командир дивизии потянулся и уронил голову на стол. Но спать ему не пришлось... Командир 17-го полка докладывал по телефону:
- Вражеский пехотный полк прорвал линию обороны 1-го батальона и овладел деревней Рогачево.
- Что-о-о? - закричал в трубку Полосухин. - Как же вы это допустили? Немедленно бросьте к месту прорыва свой резервный 3-й батальон.
Пробыв еще несколько минут в штабной землянке, я вышел на свежий воздух. На улице ночь, по-прежнему накрапывал дождь. На передовой часто вспыхивали ракеты. Со стороны дер. Рогачево доносился шум боя. Вместе с начподивом Г. Г. Трифоновым и инструктором В. М. Чупровым в политотдельской землянке находился и секретарь дивизионной партийной комиссии. Яков Иванович Ефимов еще в первый день нашего знакомства покорил меня своей простотой и сердечным отношением к солдатам и офицерам. Я был рад, что снова встретился с ним.
- Многие комсомольцы нашей дивизии, - сказал Ефимов, - вступают сейчас в партию. Беседуешь с ними на заседании партийной комиссии, и сердце радуется. Подтянутые, дисциплинированные, сильные духом.
- Яков Иванович, - попросил я, - познакомьте меня с этими заявлениями.
- Пожалуйста. - И Ефимов достал из полевой сумки заявление командира батареи лейтенанта Ивана Федоровича Бондаренко. В заявлении говорилось:
«Прошу принять меня в ряды ВКП(б). Даю клятву: не щадя своей жизни, сражаться с врагом. Огнем своих орудий я постараюсь как можно больше испепелить гитлеровцев на Бородинском поле, а если понадобится, то без страха умру во славу своей Родины. Смерть немецким оккупантам!»
- Бондаренко молодой, но боевой командир, - сказал о нем его секретарь партийной комиссии. - У Хасана он громил японских захватчиков, а здесь будет сокрушать немецких оккупантов.
Я прочел еще два десятка таких заявлений. И за каждым из них видел стойкого советского воина, готового любой ценой выполнить поставленную перед ним задачу.
- Такое настроение почти у всех наших бойцов и офицеров, - говорит Ефимов.
С рассветом я снова отправился в 17-й полк. Когда пробирался туда, фашисты обстреливали из орудий деревни Горки, Семеновское и Шевардино. У деревни Рогачево шел жаркий бой. 3-й стрелковый батальон продолжал сдерживать бешеный натиск одного из полков
285-й дивизии СС. Боем руководил майор П. И. Воробьев. А комиссар 17-го полка находился в это время в 1-м батальоне, занимавшем оборону по правому берегу реки Колочь, между деревнями Бородино и Фомкино. Подойдя к батальонному комиссару, я поздоровался с ним и спросил:
- Ну, какие тут дела?
- Воюем, - ответил Михайлов. - Посмотрите, сколько наши бойцы истребили этих бандитов. - И мой собеседник показал на фашистские трупы.
Взорвавшаяся поблизости мина заставила нас прекратить беседу. Заговорил наш станковый пулемет, потом второй, третий...
- Ну, началось,- произнес комиссар и взял телефонную трубку. Но связь оказалась нарушенной.
- Евсеев! - крикнул Михайлов оказавшемуся поблизости секретарю полковой комсомольской организации. - Пойдем быстрее в первую роту. -
И, стиснув в руках автомат, комиссар стал осторожно пробираться вперед.
Я пошел с ними. Пули со свистом проносились мимо нас. Огненные вспышки снарядов и мин преграждали нам путь. Но мы думали лишь об одном: поспеть, вовремя организовать отпор гитлеровцам.
В 1-ю роту пришли, когда она под свинцовым дождем отражала вражескую атаку. Фашисты, несмотря на большие потери, рвались вперед.
Они подходили уже к реке Колочь. В самый разгар боя справа, из-за леса, вдруг послышался гул моторов.
- Приготовиться к отражению танков, - приказал командир роты.
Завязался ожесточенный бой. Батальонный комиссар Михайлов с автоматом в руках рванулся вперед.
- Коммунисты, за мной! - крикнул он.
Из окопов выскочил начальник штаба полка старший лейтенант Василий Плаксин, секретарь комсомольского бюро Алексей Евсеев и старший лейтенант Николай Баруткин. За ними поднялась и вся рота.
Могучее «ура» прокатилось по полю боя. «За Москву! За Родину!» - загремел голос политрука, и Ефим Михайлович Гретчишин стал автоматными очередями прошивать немецких захватчиков. Эсэсовцы пришли в ярость. Шестеро немцев набросились на него, пытаясь схватить живым. Но на помощь политруку подоспел батальонный комиссар Михайлов... То и дело раздавались его горячие призывы: «Стоять насмерть!», «За Бородинское поле!», «За Москву!».
Бой был ожесточенный. Падали убитые и раненые защитники Бородина. Но втрое, вчетверо больше валилось фашистских захватчиков. В конце концов, с ними было покончено, танковый десант уничтожен. Так 1-я рота с помощью группы командиров и политработников отбила очередную атаку эсэсовцев.
В этом бою политрук Ефим Михайлович Гретчишин пал смертью храбрых. Похоронив погибших бойцов и офицеров на берегу Колочи, мы с военкомом направились в штаб полка. Около памятника 12-й батарейной роте мой спутник остановился.
- Смотрите, батальонный комиссар, - сказал он,- как благодарная Россия отметила подвиг участников боев 1812 года: она поставила памятник даже роте. Подразделения нашей дивизии не хуже сражаются здесь с врагами своей Родины. И они не менее достойны того, чтобы в их честь были тоже воздвигнуты обелиски. Москвичи узнали бы тогда, как наш 17-й полк геройски дрался с фашистами на Бородинском поле.
- А вы возьмите да напишите о нем после войны, - посоветовал я.
- После войны? - с горькой усмешкой переспросил Михайлов. - В таких боях, да еще с моим характером я едва ли доживу до тех дней.
И боевой комиссар не ошибся. Через три дня он был сражен пулей во время вражеской атаки. Недалеко от деревни Борисово, там, где Минская магистраль пересекает дорогу Можайск - Верея, возвышается небольшой холмик. Здесь и был похоронен герой нового Бородина, пламенный патриот Родины, батальонный комиссар Павел Никифорович Михайлов.
Высока была боеспособность дивизии, талантлив и храбр ее командир Полосухин. Его всегда можно было видеть на передовых позициях. Я встречался с ним в 1-м батальоне. Фашисты яростно обстреливали это подразделение из пулеметов и минометов. Но полковник оставался там до отражения вражеской атаки.
Немецкое командование стягивало в район Бородинского поля крупные силы. Но ни танки, ни «психические» атаки эсэсовцев не сломили боевого духа дальневосточников. Они не уступили врагу ни одной пяди бородинской земли. 16 октября в тыл 32-й дивизии прорвались 60 танков. Как только они появились в восточной части Бородинского поля, полковник Полосухин привел в действие всю свою боевую технику.
Заговорили все батареи. На Бородинском поле завязался жестокий, упорный, кровопролитный бой. Все тонуло в грохоте орудий, в оглушительных разрывах снарядов и пулеметной трескотне.
При отражении танковой атаки мужество и отвагу проявили бойцы легкоартиллерийского дивизиона, которым командовал капитан Василий Александрович Зеленов. Этот дивизион вел огонь с места, где в 1812. г. находилась батарея Раевского.
Наводчик комсомолец Федор Чихман подбил пять танков. Но вот пали смертью храбрых командир орудия сержант Русских и другие бойцы расчета. Чихман остался один. Действуя за пятерых, он поджег еще три танка. На него надвинулся девятый, тяжелый танк. Но Чихман не успел выстрелить: осколок вражеского снаряда оторвал у наводчика правую руку. Федор побледнел, зашатался, но устоял на ногах. Он собрал все свои последние силы и, обливаясь кровью, заложил левой рукой новый снаряд в орудие. Грянул выстрел. Тяжелый танк протащился еще метров пять и остановился... К Чихману подбежал санитар. Но он отстранил его и не отошел от пушки. Тогда к нему, под огнем противника, подбежал командир дивизии Полосухин.
- Хватит тебе, солдат, воевать! - приказал он. - Ты свое дело сделал. Немедленно отправляйся в санбат. Иначе погибнешь от потери крови!
- Товарищ полковник! - прошептал побелевшими губами Чихман. - Умереть, зная за что, не страшно...
В этой жаркой схватке был смертельно ранен капитан Зеленов. Последними его словами были: ни шагу назад, товарищи!
В тот же день на Бородинском поле геройский подвиг совершил и командующий 5-й армией генерал-майор Дмитрий Данилович Лелюшенко.
Во время очередной «психической» атаки фашисты прорвались к его командному пункту. Лелюшенко собрал находившихся недалеко от него бойцов и повел их в контратаку. В этом рукопашном бою командарм был тяжело ранен, но не ушел с поля боя.
- Буду драться до последней капли крови, - решительно заявил он подбежавшим к нему санитарам.
Лишь после того как Лелюшенко потерял сознание, его эвакуировали в медсанбат.
По всей дивизии тогда гремело имя Василия Алексеевича Щербакова - бесстрашного и талантливого командира стрелкового батальона. С малыми для себя потерями он громил вооруженного до зубов противника. Темной ночью он произвел внезапный налет на село Рогачево, выбил оттуда вражеский гарнизон и уничтожил при этом 21 танк, десятки орудий, пулеметов и минометов и около тысячи немецких солдат и офицеров. У знаменитого Шевардинского редута батальон Щербакова обратил в бегство эсэсовский батальон, выбил гитлеровцев из Новой деревни и уничтожил при этом 18 танков, 50 автомашин и 600 гитлеровцев. Это был блестящий бой, проведенный во взаимодействии с батареей старшего лейтенанта Николая Петровича Нечаева.
Во время этих завершающих боев на Бородинском поле геройские подвиги совершили два молодых медицинских работника. Военфельдшер комсомолец 322-го стрелкового полка Николай Александрович Додонов схватился врукопашную с пятью гитлеровцами, приколол их штыком и вырвал у них из рук раненого политрука Семена Уткина.
Другой военфельдшер 113-го стрелкового полка коммунист Иван Чичинев отбил у гитлеровцев знамя своего полка. После этого он и старшина санитарной роты Никита Мещеряков в течение 10 дней пробирались через линию фронта и все-таки пришли к своим со спасенным знаменем.
Дорого заплатил враг за свою наглую и неудачную попытку с ходу ворваться в Москву. Героизм, проявленный бойцами, сержантами и офицерами 32-й дивизии при Бородине, вызвал горячий отклик в сердцах советских людей.
В 32-й дивизии мне пришлось побывать и в новом, 1942 г., когда войска 5-й армии, продвигаясь вперед, на запад, громили немецко-фашистских захватчиков на подступах к Можайску. В то время перед фронтом 32-й стрелковой дивизии гитлеровцы имели минные поля, проволочные заграждения, закопанные в землю танки, а в лесах - завалы. Каждый населенный пункт был превращен ими в мощный узел сопротивления.
Командир дивизии Полосухин, перегруппировав сбой силы, 6 января прорвал немецкую оборону. Находясь в то время в этом соединении, я видел, как происходили бои.
322-й и 113-й полки, командирами которых были, майор Григорий Сергеевич Наумов и капитан Тихон Иванович Гриценко, активными действиями сковали противника на флангах, а 17-й полк нанес удар фашистам в центр. В результате этого 61-й и 72-й немецкие пехотные полки и 267-й инженерный полк стали поспешно отступать. К утру 10 января 32-я дивизия заняла ряд населенных пунктов и захватила трофеи: 25 орудий, 1 самолет, 5 легковых автомашин, 9 пулеметов, склад с боеприпасами, 50 километров телефонного провода и другое военное имущество. Враг потерял много убитыми и ранеными.
Выполнив задание начальника политотдела армии в 32-й дивизии и побеседовав там с бойцами, я возвратился в штаб армии. Бригадный комиссар И. П. Абрамов вскоре направил меня в 82-ю дивизию, которая тоже готовилась к прорыву вражеской обороны. Я должен был узнать обстановку, сложившуюся в районе этого соединения, и помочь командирам и комиссарам в развертывании партийно-политической работы в частях. Командовал в то время 82-й дивизией генерал-майор Николай Иванович Орлов, а военкомом был полковой комиссар Михаил Андреевич Клименко. Поговорив с ними, направился в подразделения, находившиеся в районе деревни Крутицы. Там я видел, как 82-я дивизия и другие части 5-й армии нанесли удар по гитлеровцам.
Была тихая зимняя ночь. Внезапно темноту разорвали яркие вспышки орудийных выстрелов и ослепляющий огонь гвардейских минометов - «катюш». Послышался рев авиационных моторов. Это наши бомбардировщики нависли над вражескими укреплениями. Задрожала промерзшая земля от оглушительных взрывов снарядов и авиационных бомб. Застрекотали станковые пулеметы, и послышалось там и тут могучее и грозное «ура».
Так, 10 января 1942 г. началось разрушение немецкой обороны за Кубинкой, и войска 5-й армии повели наступление на Можайск. По можайской дороге и по магистрали Москва - Минск ринулись наши быстроходные танки, пошли в атаку стрелковые части, двинулась, сметая фашистские укрепления, артиллерия и вихрем понеслись в тыл врага лихие кавалеристы.
Находясь на передовой линии, я видел, как сильно потрепанные части хвастливого немецкого генерала Маркграфа бежали, несолоно хлебавши, из неприветливого Подмосковья на запад. Они удирали по тем же дорогам, по которым 130 лет назад бежали из Москвы остатки «великой» армии Наполеона Бонапарта. На этих же дорогах 82-я мотострелковая дивизия и другие части 5-й армии наголову разгромили 3-ю немецкую мотострелковую дивизию и похоронили ее солдат и разбитую технику в подмосковных снегах.
Накануне штурма Можайска в дивизии царил необычайный подъем. Только в течение одного дня- 17 января - в партийные организации частей поступило около 100 заявлений о приеме в ряды. Коммунистической партии. Их подали закаленные в боях воины. Партийная организация 601-го полка, секретарем которой был политрук Климентий Данилович Колтунов, рассмотрела заявление командира полка - полковника Петра Филипповича Берестова. В заявлении говорилось:
«В борьбе против проклятых гитлеровцев на подступах к Можайску хочу идти в бой коммунистом. Это высокое звание я оправдаю».
Получая в тот же день кандидатскую карточку, Берестов оказал: «Можайск будет взят моим полком. Свое обязательство я выполню».
Утром 18 января дивизия начала штурмовать город. Опрокидывая подразделения противника, часть Евстигнея Сергеевича Кузьмина с боем вышла на северную окраину Можайска. Она отвоевывала у врага каждую улицу, каждый дом.
С юго-востока наступала часть Павла Федоровича Ахриянова, бойцы которой утром 19 января ворвались на железнодорожную станцию и водрузили над зданием вокзала красное знамя. Увидя его, наши солдаты еще более воодушевились, а немцы пришли в бешенство. Они открыли сильный артиллерийский огонь по вокзалу, пытаясь сбить это знамя. Но безуспешно. Знамя победоносно развевалось.
Во время штурма Можайска 601-й полк наносил удар врагу в лоб, со стороны Можайского шоссе. Но ворваться в город ему мешал убийственный перекрестный огонь пулеметов и минометов из деревни Чертаново. Тормозило продвижение вперед также огромное количество мин, расставленных вокруг этой деревни. Но вскоре наши артиллеристы подавили огневые точки противника, а саперы сделали проходы в минных полях. Сержант комсомолец Гавриил Толстых со своими солдатами извлек из снега 350 немецких мин.
После разминирования по следам отважных саперов ринулись бойцы полковника Берестова. Обойдя Чертаново, они с криками «ура» атаковали фашистов на восточной окраине Можайска. В это же время с севера подходили 50-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Н. Ф. Лебеденко, а также 144-я, 108-я и 32-я дивизии.
На улицах освобождаемых от гитлеровцев населенных пунктов происходили волнующие встречи бойцов с населением. Люди бросались в объятия друг другу. На их глазах нередко блестели слезы. Тут и там слышались радостные возгласы:
- Родные!.. Мы верили, что вы придете.
В одном селе к батальонному комиссару Якову Ивановичу Ефимову подошла пожилая женщина и показала ему колхозную печать.
- Я знала, что колхоз будет существовать,- заявила она. - Поэтому и сберегла для него эту печать...
Наступил решающий момент. 601-й полк при поддержке танков ворвался в Можайск и завязал там кровопролитные бои с фашистами.
Ураганом налетел танк лейтенанта Ивана Комара сначала на один, потом на другой вражеский блиндаж, раздавил там два пулемета и похоронил под обломками несколько десятков гитлеровцев.
- Вперед! За Родину! - воскликнул политрук Тамойкин, и бойцы, уничтожая фашистов штыками, прикладами и меткими выстрелами, устилали их трупами можайские улицы.
В пылу боя комсорг роты ефрейтор Молчанов бросился с солдатом Петровым на чердак двухэтажного дома, установил пулемет и начал косить немцев, убегавших по Московской улице.
- Товарищ ефрейтор! - шутливым тоном заметил солдат Петров. - Ты сейчас, как Чапаев во Лбищенске. Тот тоже с чердака расстреливал белоказаков из пулеметов.
- Мне до Чапаева далеко, - усмехнулся Молчанов. - А вот деремся все мы, действительно, по-чапаевски.
Вскоре наши бойцы очистили центральную площадь от вражеских автоматчиков. В 8 часов 30 минут секретарь партийной организации 601-го полка политрук Климентий Данилович Колтунов водрузил над зданием горсовета красное знамя.
Тепло, радостно встречали нас люди. Да и как было, к примеру, можайцам не радоваться?! Трехмесячное пребывание немецких оккупантов в их родном городе было для них каким-то кошмарным сном. Инквизиторы XX века, как и их предшественники - татарские ханы, литовские и польские паны и орды Наполеона, были с позором выброшены из Можайска. И если что оставалось от гитлеровцев в этом древнем многострадальном городе в тот памятный день, так это развеваемые суровым январским ветром фашистские листовки, в которых утверждалось, что с советской столицей почти все покончено...
«Можайск в руках немцев был кинжалом, острие которого направлено в сердце страны», - писала в передовой статье английская газета «Йоркшир пост» за 22 января 1942 г.
Советская Армия выбила этот кинжал из рук озверелых фашистов и, изгнав их через два дня из Уваровки, завершила освобождение от гитлеровцев всей Московской области. Войска 5-й армии, возглавляемые талантливым полководцем, ныне покойным маршалом Советского Союза Леонидом Александровичем Говоровым, устремились вперед, на запад.
Продолжение читать здесь
За Москву, за Родину!
Trackback(0)
 |
Бородино 1941 года
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed