|
Ночью было особенно холодно. Облака наконец уплыли за горизонт. Остро сверкали близкие звезды. Когда Кирилл сменял на посту Шонию, тот только спросил:
- Мерзнешь? - и между прочим добавил: - Завтра отогреешься, дорогой. Ха-ароший день будет!
Костя не соврал. Погодка действительно выдалась на славу. С утра солнце сияло так же рьяно, как в первые дни. Еще до завтрака сержант объявил приказ:
- Всем помыться, побрить физиономии, почистить обмундирование и оружие. На исполнение - один час.
И ребята скребли пушок на подбородках, плескались, трясли шинели и приводили в порядок оружие.
После завтрака стали набивать патронами пустые пулеметные диски. Костя распечатал цинковую коробку с непонятной маркировкой, вытащил винтовочный патрон, потрогал пулю с зеленой головкой.
- Другов! - крикнул он.- Тут один цинк трассирующих, да? На диск их должно идти восемь штук. Каждый шестой, понимаешь?
- Понимаю,- ответил Кирилл, спускаясь в полутемный блиндаж и подставляя сержанту перевернутую каску.- Сыпь, не жмись...
Снаружи послышался крик Силаева: - Эй вы, самолет!
Костя выскочил наружу, приложил ладонь козырьком к глазам:
- Где?
- А послушай - гудит.
- Быстро все вещи в блиндаж! - распорядился он.- Заливай угли!
Кирилл вытряхнул патроны на нары, набрал в каску воды из фляги и плеснул в топку. Печка шумно выдохнула струю пара, сметанного с тонким белесым пеплом.
- Бон,- первым заметил самолет Федя.
- Ладно, не маши руками, дорогой,- попросил
Костя.- Сиди и смотри. Маскировка нужна, понимаешь?
Они пристроились в глубине выемки, на ступеньках, у самого входа в блиндаж. Кирилл, откинув плащ-палатку, тоже следил за небом.
Самолет шел вдоль хребта на громадной высоте, оставляя за собой белый инверсионный след, похожий на бесконечно длинного кольчатого червя.
- Рама,- сказал Костя.
- Фокке-Вульф - сто восемьдесят девять,- со знанием дела уточнил Другов.
- Какая разница, дорогой, как он там называется. Разведчик, да? Это для нас, понимаешь, самое главное. Сиди в норе, как мудрый хомяк, и молчи.
Самолет скрылся на юго-востоке, расползся, растаял в небе его облачный след.
- Не заметил, однако,- с облегчением сказал
Федя, поднимаясь первым.
- Не должен был,- согласился Костя.- Сверху наш блиндаж - это куча камней и щебня. Даже в такой день.
- А ты молодец,- похвалил Кирилл,- погоду предсказал точно.
- Тут закон такой, да: ветер с моря - значит, дождь или снег, с севера или востока - жди ясной погоды.
Они снова принялись за прерванное занятие, время от времени поглядывая в сторону цирка. Не удивительно, что после вчерашнего бойцы заслона стали осмотрительнее.
- А откуда ты по-русски так хорошо знаешь? - спросил Федя сержанта.
- Я же русскую школу кончал, дорогой. Книги читал. Потом, думаешь, зря я столько по горам лазил? Все время туристы. Какие! Академики, профессора...
- Слушай,- сказал Кирилл,- ты что, так и ходил бы с туристами до глубокой старости, если б война не помешала?
- Зачем, дорогой? Я уже документы в техникум послал, да, хотел медицинским работником стать, как мой отец.
- А он что, в больнице работает,- спросил Кирилл,- или в санатории? У вас ведь, куда ни плюнь, обязательно в санатории попадешь.
- Он ишаков, лошадей, буйволов лечит. Он ветеринар, дорогой. Уважаемый человек! В селе живет. Война кончится, приезжай вместе с Федей. Клянусь, дорогим гостем будешь. Вино, грецкий орех, гранат, мандарин...
- Мушмула,- подсказал, улыбнувшись, Кирилл.
- Это так, да, вместо заборов у нас,- пренебрежительно скривился Шония.- Ша-ашлык делать будем...
Солнце поднялось достаточно высоко и начало не на шутку припекать. Костя первым решил снять шинель.
- Что это? - неожиданно сказал Федя, привставая.- Опять, что ли...
Костя двумя прыжками подскочил к торчащим сланцевым плитам, присел на колено, сверля глазами прозрачную дымку над далью альпийского луга.
- Точно - идут,- подтвердил сержант и уже другим голосом скомандовал резко: - Надеть каски! По местам! К бою! Силаев, живей, дорогой, живее...
Другов со своим тяжелым ДП подбежал к скальной площадке, на которой они еще в первый день выложили из крупных камней некое подобие бруствера, и стал устанавливать пулемет. Острые стальные сошки скользили по гладкой плите.
Повинуясь окрику сержанта, Силаев чуть быстрее, чем накануне, занял позицию для стрельбы лежа. Потом все-таки покрутился и, приподнявшись на колени, снял шинель. Он аккуратно сложил ее и подстелил под себя.
Костя выбрал удобный проем в плитах, напоминающий узкую крепостную бойницу, и с нетерпением поглядывал на Федю.
- Патроны беречь, без команды не стрелять,- распорядился он.- Подпустим на двести метров, до последних валунов. Тогда они будут все, понимаешь, как на ладошке. Тут мы их, как клопов, подавим.
- А ведь их только четверо,- отозвался со своего места Кирилл.- Странно...
Действительно, у щебенчатого вала конечной морены, замыкавшей вход в обширную воронку древнего ледникового цирка, обходя крупные валуны, шли четыре человека. Двигались они гуськом, стараясь ступать след в след.
Похоже было, что последний слегка прихрамывает. Он все время отставал, и те трое, что шли впереди, вынуждены были часто останавливаться, поджидая его.
- Куда они прутся? - поднял голову Кирилл.- Прямо под пули. Может, затевают что?
- А шинели-то серые,- заметил Федя.
- Да ведь это же наши,- подскочил Кирилл.- Наши!
- Погоди, дорогой, спокойно,- нахмурился сержант.
Четверо неизвестных так долго тащились по лугу, что у Кирилла терпение лопнуло.
- Да что они, три дня не ели, что ли?
У первого, который был ростом пониже, что-то темнело на поясе, похожее на кобуру пистолета. Второй и вовсе, казалось, не имел при себе оружия. И только у двух последних из-за плеч откровенно торчали стволы карабинов. Длинная кавалерийская шинель отставшего целиком скрывала его ноги.
- Вторая-то баба, однако,- определил Федя.
- Какая баба, дорогой? - возмутился Шония.- Женщина, да? Жен-щи-на! Спокойно, спокойно, пусть подойдут ближе.
Когда незнакомцы добрались до самой подошвы гряды и поднялись ко второму уступу, Костя шагнул к краю обрыва и резко окликнул их:
- Стой! Кто идет?
Шедший впереди вздрогнул от неожиданности, и рука его машинально потянулась к поясу.
- Руки! - Костя вспрыгнул на торчавшую плиту и встал там в живописной позе, держа автомат наизготовку.
- Свои,- обрадованно ответил первый, поднимая руки и показывая, что в них ничего нет.- Я младший лейтенант Киселев.
- Бросай оружие! - скомандовал Костя.- По одному наверх, живо!
Киселев неохотно вытащил из кобуры пистолет и продолжал нерешительно вертеть в руках. Боец, одетый в кавалерийскую шинель, послушно стащил карабин и откинул его в сторону. Предпоследний, что был выше всех ростом, немного помешкав, пожал плечами, но все же последовал его примеру.
- Бросай, я кому сказал,- с явной угрозой повторил Костя.
- Тут кругом камни, жалко,- ответил Киселев.- Щечки эбонитовые - разобьются...
- Я тебе покажу щечки!
Киселев нагнулся, положил пистолет на плоский камень и стал карабкаться по склону, хватаясь за острые края блоков. Когда он поднялся на седловину, сержант приказал Силаеву обыскать его.
- Послушай,- Киселев отступил на шаг,- я командир Красной Армии, младший лейтенант...
- Это с какой стороны посмотреть,- говорил Костя, пока Силаев ощупывал у Киселева бока и карманы.- Если с левой стороны, то вы действительно младший лейтенант, если с правой - рядовой боец.
Киселев покосился на свою защитную фронтовую петлицу и смущенно пожал плечами:
- Ты смотри, действительно. Потерял кубарь...
- Документы есть?
- А как же, удостоверение личности.- И он, сдвинув портупею и отстегнув крючок на шинели, полез в карман гимнастерки.
Костя придирчиво осмотрел удостоверение, бегло сличил фотографию с оригиналом. Он был еще очень молод, этот Киселев. От усталости или от голода у него заметно ввалились глаза и запали щеки.
- Командир минометного взвода,- укоризненно сказал Костя.- А где же ваши минометы?
На скулах младшего лейтенанта вздулись желваки.
- Мы из окружения вырвались. Минометы в реке утопили. Люди погибли. Все до одного. Даже раненых не осталось. Это трудно представить, что там было...- Губы его задрожали.- Мы четверо суток почти ничего не ели...
- Это ваши люди? - кивнул в сторону Шония.
- Вот тот длинный, Володя Конев, пристал по дороге, а другой красноармеец мой. Ездовой Азат Бакиров.- Он покашлял в кулак.- Узбек. По-русски говорит плохо, но все понимает.
- А хромает почему? Ранен, что ли?
- Ерунда, натер ногу.
- А девушка?
- Была санинструктором в роте.
- Почему - была? - спросил сержант.
- Потому что роты больше не существует,- помрачнел Киселев.
- Подымайтесь! - махнул Костя остальным.
Девушка стала взбираться на кручу, а боец в длинной шинели все стоял в нерешительности, поглядывая на валявшиеся карабины.
- Пинтопка брат? - спросил он.
- Давай! - разрешил Шония.- И пистолет командира подбери.
Девушка оказалась на полголовы выше Киселева.
У нее было широкое открытое лицо, светлые глаза и потрескавшиеся губы. Стриглась она коротко, по-мужски.
- Военфельдшер Сулимова,- представилась она, все еще шумно дыша. Глаза ее сияли радостью.- Лина Сулимова. Документов у меня нет,- добавила она,- только вот комсомольский билет. Вы не представляете, мы так счастливы, что дошли до своих...
- Клянусь, мы счастливы не меньше,- лучезарно улыбнулся Костя, взглядом достойного ценителя окидывая девушку с ног до головы.- Сержант Шония, старший в группе заслона. Силаев! - крикнул он начальственно.- Доставай, что там у нас осталось. Надо, понимаешь, скорее людей накормить. Другов, прими у красноармейца Бакирова оружие.
- Кто такой? - подошел Костя к четвертому бойцу.
Тот был довольно высок, и на вид ему можно было дать лет тридцать. Щеки его обросли густой неопрятной щетиной, напоминавшей затертую сапожную щетку. Бросался в глаза приплюснутый нос.
- Боец Конев,- вяло ответил он.- Служил в полковой разведке.
«Сломана переносица,- отметил про себя Костя.- Уж не из боксеров ли?»
- Из окружения? - спросил он.
- Громче говорите,- подсказала военфельдшер,- он контуженный.
- Из окружения? - повысил голос Костя.
Красноармеец вздрогнул, как от удара, и зрачки его расширились.
- Нет! Ни в каком окружении я не был! - крикнул он с непонятным ожесточением.- Привыкли, чуть что - в плену, в окружении. На задании был. Выходили, кто как мог. Кто уцелел, тот и вышел.
- А документы какие-нибудь сохранились?
- Чего-чего? - не расслышал боец.
- Документы, говорю, есть?
Конев шагнул к сержанту и, оттянув мочку уха, подставил ему голову:
- На, смотри! Кровь засохшую в ушах видишь? Вот это и все документы. В разведке мы были, понял? Документы командиру взвода сдали. Порядок такой. Пора знать...
Костя только сейчас заметил, как лихо этих людей потрепала судьба. Оборванные полы шинелей висели бахромой, а у младшего лейтенанта возле самого кармана зияла дыра с обуглившимися краями. На разбитых кирзовых сапогах налипла в несколько слоев грязь.
У Бакирова вид был особенно жалкий. Большая, потерявшая форму пилотка было натянута до ушей, будто сырой пирог с маху надели ему на голову. Измазанная глиной кавалерийская шинель была явно с чужого плеча.
- Что это он у вас одет, как пугало?- спросил Шония у младшего лейтенанта.
- Свою шинель в бою потерял,- объяснил Киселев,- а это... это мы уже с убитого сняли...
Прибывших накормили манной кашей, щедро выложив в нее последнюю банку тушенки, а вместо чая в кипяток налили побольше сгущенного молока из НЗ. О том, что люди несколько дней голодали, можно было догадаться и без расспросов.
Когда Киселеву дали ложку и придвинули котелок, рука его заметно дрожала. Он помял, помассировал горло. По всей вероятности, его мучили голодные спазмы. Конев, прежде чем есть, понюхал кашу: уж не отраву ли ему подложили? Жевал он угрюмо и сосредоточенно. Бакиров, напротив, ел шумно и быстро, низко наклонив голову, словно боялся, что у него отнимут котелок. И только санинструктор Лина старалась не ронять достоинства, вроде бы очередной раз пришла на обед в тыловую военторговскую столовую.
- Оружие нам вернешь? - уже допивая кипяток, спросил Киселев.
- Не положено, понимаешь? - смутился Костя.- Служба...
- А если немцы сейчас полезут?
- Другое дело, дорогой. Совсем другое дело.
Думаешь, мы вам не верим, да? На, забирай свой пистолет! Не жалко. Но мне, понимаешь, неприятности будут. Завтра старшина придет, отведет вас на заставу, там все получите.
Кирилл всячески подавал сержанту знаки: отдай, мол, не видишь, свои. Но Костя отвернулся, будто ничего не замечает. Конев сидел нахохлившись, как больная птица.
- Винтовку бы почистить положено, - как-то невпопад сказал он младшему лейтенанту. Конев явно не слышал его разговора с сержантом.
- Нельзя! - крикнул ему на ухо Киселев.- Отобрали у нас оружие.
- Совсем?
- До особого распоряжения. Говорят, проверят нас, тогда вернут.
- Опять за старое? - начал медленно вскипать Конев.- Опять, суки, за старое?!
Костя побледнел и сжал кулаки.
- Володя, миленький, не шуми,- бросилась к нему Лина,- тебе покой нужен.
- Покой нужен им,- Конев ткнул пальцем в сержанта,- этим мародерам! - Он весь трясся, на губах белой пленкой выступила пена.- Вечный покой в братской могиле.
- Володя, ты что говоришь, опомнись,- уговаривала его Лина, держа за плечи.
- Пошла вон, стерва! - гаркнул он, сбрасывая руку военфельдшера. И уставился на Федю.- Глянь, морды понажрали...
- Конев, прекрати! - крикнул Киселев.
Но тот уже шагнул к Косте:
- Отдай винтовку по-хорошему, добром прошу.
- Не отдам, не имею права!
Глаза Конева побелели, плоский нос раздувался.
Он был сейчас явно невменяем.
- Перестань,- снова крикнул Киселев, вставая между ним и сержантом.- Я тебе приказываю, слышишь? А то дождется - свяжем.
- Это вы завели меня в ловушку! - повернулся к нему боец.- Только хрен у вас такой номер пройдет. Уйду назад, откуда пришел, и все тут.
Он оттолкнул Киселева и пошел к спуску. Костя загородил ему дорогу.
- Ты что, умом тронулся, да? - сказал он.- Хочешь, чтоб расстреляли как дезертира?
Конев присел, ощерился, точно зверь, готовящийся к прыжку, и вдруг выхватил что-то из-за голенища. На солнце зеркально сверкнуло лезвие финки.
- С дороги, сопляк!
Костя на всякий случай отскочил в сторону, хотя Конев и не пускал в ход своего оружия.
- Остановись! - крикнул он.- Пристрелю!
Федя поднял винтовку и пальнул в воздух. Конев метнул на него взгляд и неожиданно, резко отскочив в сторону, бросился бежать вправо по хребту.
Федя спокойно поднял ствол и стал ловить беглеца на мушку. Подскочил Кирилл, толкнул снизу винтовку:
- Ты с ума сошел, он же больной, он контуженный! - И сам бросился вдогонку.- Стой,- отчаянно закричал Кирилл,- стой! Там мины!
Услышал его Конев или нет, но он тут же рванулся влево, взлетел на сланцевый гребень, сорвался, повис на руках и спрыгнул на уступ.
Кирилл даже зажмурился. Он был уверен, что Конев костей не соберет. Но тот уже мчался вниз. Упал, проехался на спине по щебнистой осыпи, вскочил и снова побежал к валунам, делая на бегу заячьи «скидки», ныряя между камней.
С площадки резанул пулемет. Это Костя с отчаяния решился на последний шаг. Кирилл бросился назад, размахивая длинными руками, как мельничными крыльями:
- Не стреляйте! Не надо!
Пулемет умолк. Сержант поднялся бледный, вытирая со лба пот.
- Зря вы, ребята,- сказал Киселев.- У него это пройдет, и он вернется. Деваться ему все равно некуда. Не пойдет же он к немцам сдаваться.
- А черт его знает,- пробормотал Костя.
- День-два походит и остынет. Жрать-то надо. У него ведь, кроме этой финки несчастной, и оружия нет.
Все были взволнованы случившимся. Возбуждение проходило медленно. За что ни брались, все валилось из рук. Лина, расстроенная до слез, сняла шинель и разложила ее посушить на солнце.
- Может, помоетесь, товарищ, военфельдшер? - предложил Костя.- Вода свежая, утром натаскали.
- Для начала бы вздремнуть полчасика,- виновато улыбнулась она,- потом уж...
- Спускайтесь в блиндаж, там нары.
- Доконал девку Володька,- покачал головой. Киселев.
- Все-таки откуда он взялся, этот псих?
- Да мы его только позавчера встретили. Ну, обрадовался он, предлагал вместе партизан искать. Я ему говорю, тут фронт, какие сейчас партизаны. Давай к своим пробиваться. А он: я, мол, к своим уже раз пробивался из окружения. В октябре сорок первого под Вязьмой. Потом шесть месяцев в сортир под конвоем водили. Проверяли все. Больше не хочу.
Лина стала объяснять ему, этому дураку, что его лечить надо. Кое-как уговорили.
Подошел Бакиров, тяжело волоча ноги, остановился, потупившись.
- Чего тебе? - спросил Костя.
- Давай пинтопка, назад пинтопка давай,- забубнил он.
- Не положено, Азат,- ехидно пояснил Киселев.- Не положено. Кто тебя знает, чем ты там внизу занимался. Может, ты немецкий шпион. Может, ты душу шайтану продал.
- Какой шайтан?- подался назад красноармеец и стиснул маленькие, сухие кулаки.- Мой стрелял, да, мина бросал,- и он жестом показал, как опускал мины в ствол миномета.- Когда все убитый был, мой пинтопка не терял, один штык терял...- Лицо его вдруг искривилось судорогой, запрыгали губы, и по темным щекам грязными ручейками потекли слезы.
- Может быть, хватит на сегодня спектаклей?! - вскочил Костя.- Ну, чего разревелся? Пойди умойся. Другов, отдай им оружие. Клянусь, подведут меня под монастырь...
- Чего волноваться, там все равно ни одного патрона,- успокоил его Киселев, щелкнув затвором.
Получив пистолет, младший лейтенант заметно воспрянул духом. Он подробно рассказал, как их поредевшая в боях часть отходила вверх по горной реке. Его взвод - всего два батальонных миномета - вместе с остатками стрелковой роты были в прикрытии. Они отставали от основной колонны более чем на километр, подрывали и жгли за собой мосты, отбиваясь от наседающего противника. И тут впереди послышались взрывы гранат и трескотня автоматов...
- Это, верите, было полной неожиданностью,- рассказывал Киселев.- Стало ясно, что колонна нарвалась на засаду. Ущелье узкое, не развернешься. Видимо, немцы сумели каким-то образом опередить нас и зайти с тыла. Скорее всего, они пропустили головную заставу, а основное ядро встретили таким шквальным огнем, что головы не поднимешь.
Их, сволочей, не видно, а мы - вот они, как на блюдечке. Сзади теснят, вперед не сунешься, кругом отвесные скалы да река...
Младший лейтенант вытер со лба пот и помолчал некоторое время. Он был совсем, совсем молодой. Может быть, чуть постарше Силаева.
- Закурить не найдется? - спросил он устало.
Костя с готовностью развязал кисет.
- Короче, никто не вышел,- сказал Киселев и шумно сморкнулся двумя пальцами.- Все там остались. Вы когда-нибудь видели настоящую бойню?
Я не видел. Но теперь знаю, что это такое. Лежат вповалку друг на дружке... У меня всех побыло. Последние мины мы с Азатом уже вдвоем выпустили, последние патроны расстреляли. А тогда - минометы в речку, и сами на тот берег. Местами-то с головой было. Азат чуть не потонул. Вода ледяная, об камни бьет. В тот момент ничего не чувствовал. Как выбрались на другую сторону, до сих пор не знаю. Помню только, в кусты нырнули, а тут на счастье сухое русло. Ложбина в горе промыта. По ней-то мы и пошли. Там вскорости Лину встретили. Она раненого на себе тащила. Тоже насквозь мокрые и оба в крови. Сели, воду из сапог повыливали и дальше, дальше. Раненого по очереди волокли. Только умер он на второй день.
В шею был ранен. Похоронили там кое-как. Шинель его Азату досталась.
- А что, немцев так ни разу и не встречали?- спросил Костя.
- Вчера чуть было не нарвались. Вовремя голоса услышали. Пришлось обходить, прятаться. Без патронов, с пустыми руками много не навоюешь.
А карты нет - и вовсе как слепые. Шли вверх по ручьям, главный водораздел искали. На вас мы уже случайно вышли.
- А что за части у немцев, не слыхали?
- Эдельвейсы, черт их подери. Первая альпийская дивизия. Полк вот забыл, наши разведчики говорили...
- Ладно, отдыхайте,- сказал, поднимаясь, Костя,- набирайтесь сил. До вечера времени много. Это мне теперь глаз не сомкнуть.
Силаев отозвал его в сторону.
- Оружие ты им, однако, зря вернул,- шепотом заговорил он.- Помнишь, о чем капитан говорил?
- Ты что, за шпионов их принимаешь? - рассмеялся Костя.
- Да не-е, я не о том. Инструкция... Для чего же нас тут поставили? И Кирилл твой чумной какой-то. Долбанули бы этого дезертира, и делу конец. А теперь думай...
После ужина Силаев заступил на пост. Погода начинала портиться. Костя спустился в блиндаж. Киселев о чем-то возбужденно рассказывал Кириллу. Остальные тем временем зажигали огонь в печке. Снаружи доносились резкие порывы южного ветра. Похоже было, что снова дождя надует.
- Лина у нас героическая девушка,- говорил Киселев. - Представляешь, одна раненого через такую речку...
- Надо же, - засмеялась санинструктор. У нее были покатые округлые плечи и широкие в кости крестьянские руки.
- Я серьезно, братцы. Война - ее призвание.
- Что ты,- встрепенулась Лина.- Война - это, прежде всего, беда. Если у меня и есть настоящее призвание, так это доить коров. Мне корова сроду давала молока на два литра больше, чем остальным.
- Выходит, слово особое знаешь.
- Это точно. У нас говорят: ласковое словечко и скотине любо. Еще девчонкой, помню, была, в хлеву приберу, все выскребу, соломки свежей постелю, занавесочки марлевые на оконце повешу. Цветы даже приносила. Дою коровушку, лбом к теплому животу прижмуся, а сама песни ей напеваю. Молоко в подойник - цвирк, цвирк. Она слушает, ушами водит и глаз такой большой, выпуклый косит на меня. Реснищи вот такие...
- С коровой, наверно, проще,- вздохнул Костя,- а вот с человеком как?
- Сержант, плюнь на все, - махнул рукой Киселев.- Жив, и слава богу. А про Володьку не думай. Никуда он не денется.
В трубе весело зашумело пламя, распространяя приятное умиротворяющее тепло. Запахло горячей кирзой и распаренным сукном шинелей. Младший лейтенант, выспавшийся и теперь захмелевший от сытости, поправил на плече портупею и вдруг стал напевать простуженным голосом, подыгрывая себе на воображаемой гитаре:
Пусть другой вернется из огня,
Снимет боевые он ремни...
Лина,
пожалей его и, как меня,
Нежно, крепко обними...
Сулимова растроганно потрепала его по голове.
Пихтовые дрова трещали, постреливая через открытую дверцу жаркими искрами. Железные бока печки раскалились до вишневого цвета, бросая на лица багровые отсветы.
Журнал «Юность» № 10 октябрь 1976 г.
Тройной заслон
Trackback(0)
 |
Тройной заслон Часть 7
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed