|
Читать предыдущую часть
Деревья в садах стояли тяжелые от плодов. Спела под ярким солнцем малина, темнела, набирая сладость, смородина. А в бору все усыпала черника. Предприимчивые торговки тащили ее на базар целыми корзинами.
Много за это время произошло всяких событий, и хороших и плохих. Однажды утром, забежав к Мишке, услышала Натка, как дядя Андрей говорил по телефону. Связь прерывалась, и он нетерпеливо стучал по рычагу.
- Оленин, Оленин! - кричал дядя Андрей в трубку. - Я тебя плохо слышу. Когда приеду? Два дня еще задержусь. Как там Красуля?
Натка уже знала, что Красуля - корова какой-то замечательной породы, которой особенно дорожил колхоз.
Телефонная трубка что-то ответила, пожалуй, настолько тревожное, что у дяди Андрея сорвался голос.
- Что, что, что? - закричал он бестолково. А через час, спешно, не докончив каких-то дел в городе, озабоченный и неулыбающийся, совсем непохожий на того веселого дядю» Андрея, каким узнала и полюбила его Натка, он собрался внезапно и уехал. И затих Валин дом.
Какие-то, наверно, очень сложные дела были и у Наткиной мамы. Она приходила домой поздно. Смуглое лицо ее еще больше потемнело.
Всегда смеющиеся глаза, утеряли блеск, смотрели строго, точно в единый кулак собирала мама всю свою волю перед важным, решительным шагом.
Как-то она сказала бабушке:
- Непорядки... Они мешали всегда. Но нам они мешают в особенности.
В мамином голосе не было растерянности, а была твердая решимость во что бы то ни стало победить эти непорядки. Мамин голос успокоил Натку. И Натке захотелось уничтожить непорядки и в собственной жизни. К сожалению, они у нее тоже были. Во-первых, Кротов-сын.
Однажды она услышала, как он играл на скрипке. Мелодия была печальная и нежная. Натка смотрела в окно на Леню. В ту минуту сын Кротовых не казался ей плохим, А когда он закончил игру и выглянул в окно, она улыбнулась ему ласково и открыто.
Потом она увидела его с Яшкой-задирой. И снова хорошее отношение сменилось недоверием: отчего это Леня, так хорошо играющий на скрипке, дружит с таким нахальным мальчишкой?
А сам Яшка-задира? Почему он такой? Почему к тому, что дорого для других, он относится с уничтожающим всех пренебрежением? Все это надо изменить, потому что все это непорядки. Так думала Натка, лежа на песке недалёко от дома Соколовского.
Гена и Валя, подставив солнцу прокопченные спины, лежали рядом. Гена вслух читал книгу Эдуарда Калиновича.
Тихий плеск реки не мешал мечтать. Положив голову на руки, Натка глядела на песок и думала, есть ли такой на Марсе?
Мишка, вырыв рядом с Наткой яму, сел в нее и засыпал себя почти по грудь. Натка подняла голову, посмотрела на него.
- Ну и что? - спросила она.
- Абсолютно нормально. Я еще и не такую перегрузку выдержу.
Гена отложил книгу, сдул с руки божью коровку, посмотрел на Мишку, явно осуждая его за несерьезный подход к делу. Не сдаваясь, Мишка добавил:
- Это, конечно, пустяки. Но тренировка нужна всякая. Люди не только будут летать в космос, но и опускаться глубоко в землю. А там нарушается удельный вес тела...
- Удельный вес нарушается там, где действуют центробежные силы, - перебил его Гена. - Например, на экваторе.
Мишка сконфуженно замолчал, потом шумно втянул в себя воздух, руками начал сбрасывать с себя песок.
- Вот как ты думаешь, Ген, под землей, у самого центра земли, тоже, как в космосе, невесомость или как?
Они заспорили. А Натка слушала их спор и смотрела на домик Соколовского. Окна в нем были закрыты. В мастерской спущены шторы. Старый ученый болел.
От сада ветерок нес аромат цветов. Любил Соколовский сады. В часы отдыха бредил по двору. А двор напоминал ту оранжерею, что была построена на ракете первыми путешественниками в безвоздушное пространство в его книжке. Сам сажал Эдуард Калинович яблони, сам ухаживал за ними. Словно выдутый из стекла светился на солнце белый налив, клонила ветки к земле тугая антоновка. Но для всех любителей лазить по чужим садам сад ученого был неприкосновенным. Его охранял священный закон «табу». И только на Яшку «табу» не действовал. А после того как он узнал о патруле, охраняющем этот сад, его особенно часто замечали здесь в окружении таких же, как он, нахальных мальчишек.
Вот и сейчас он медленно идет, засунув руки в карманы. Маленькие пронырливые глазки бегают по доскам забора в поисках лазейки. Ясно: Яшка на разведке.
Натка толкнула локтем Мишку-цыганенка.
Яшка прошел вдоль забора. Повернул к Оке. С независимым видом уселся на песок. Достал из кармана папиросу, бросил в рот. Губы ловко подхватили, приклеили папиросу в угол рта.
Отбросив последнюю горсть песка, Мишка, не надевая брюк, двинулся к Яшке. Гена тоже встал, но Мишка коротко бросил:
- Не ходи. Я сам. У меня с ним старые счеты. И потом надо честно: он один.
Яшка, конечно, видел: Мишка идет к нему. Знал, зачем, но сидел каменным изваянием, только папиросой дымил. Несколько минут они смотрели друг на друга молча. Потом Яшка лениво встал. Отставив левую ногу и покачиваюсь на правой, засунул руки в карманы, усмехнулся Мишке в лицо. Ни природная смуглость, ни загар не скрыли яркую краску, проступившую на Мишкиных щеках. Мишка сделал еще шаг и, чуть ли не касаясь грудью клетчатой Яшкиной рубашки, сказал прыгающими губами:
- Помнишь, били вы меня? Тогда вас было шестеро. Теперь ты один. Силы у нас равные. Давай драться.
Яшка свистнул.
- С тобой? Да я тебя щелчком пришибу. - Растопыренной пятерней он провел по Мишкиному лицу от подбородка до лба.
Ни Гена, ни Натка, ни Валя не поняли, что произошло в следующий момент, отчего вдруг дылда Яшка растянулся во всю длину на песке.
Сверху на него прыгнул Мишка. А через мгновение закрутился клубок тел, поднимая вокруг себя желтоватую завесу пыли.
Гена изо всех сил держал Натку за руки. Она вырывалась и кричала, что товарища бьют, а он не идет на выручку. Гена бледнел, но Наткиных рук не отпускал. Где же знать девчонке законы честных мальчишеских драк. Пусть Яшка барахло и дать ему надо как следует, но нельзя же, в самом деле, всем на одного. Валя, прижав голову к коленям, по временам поднимала ее, взглядывала в сторону дерущихся и, ойкнув, снова в страхе закрывала глаза.
- Пусти! - закричал Яшка.
Это было до того странно, что Натка перестала вырываться. Яшка-задира просил пощады!
Одной рукой держась за щеку, другую протянув Яшке, Мишка помог ему подняться.
- Ну, что, пришиб щелчком? - не удержался он от насмешки над побежденным противником. У Яшки снова блеснули глаза.
Мишка усмехнулся.
- Может, еще поборемся?
- Не задавайся, я один!
- И я один, - перебил его Мишка, - А теперь знай, всем вам будет, что и тебе. Лучше забудьте дорожку к этому саду.
- А тебе что за дело до этого сада. Он не твой. Или ты сторожить его нанялся?
Мишка сплюнул в сторону красную слюну, поморщился.
- Эх ты, дура! Сторожить! - проговорил он тихо.
Яшка, удивленно моргнув глазами, проглотил оскорбление. Что-то в Мишкином голосе было такое, от чего злость погасла.
- Сторожить! - повторил Мишка еще раз. - Видел дураков, но таких, - он махнул рукой и охнул. Яшка, оказывается, здорово дал ему.
- Ладно. С тобой говорить только слова попусту тратить. Но так и знай. Хоть что-нибудь пропадет из этого сада, сделаю из тебя человекообразное. И дружкам своим передай. Не один я бить буду. Всем уже надоело, что вы здесь лазите.
Мишка повернулся к нему спиной и через плечо бросил насмешливо:
- До свиданьице!
Когда Мишка отошел подальше, Яшка крикнул:
- Все равно лазить будем, вам назло! Мишка, поворачиваясь, крикнул в ответ:
- Из одной башки две сделаем, тогда, может, додумаешься, что к чему.
Яшка засеменил за угол.
Мишка присел к друзьям, потрогал шатающийся зуб. Натка участливо смотрела на него. Валя с непрошедшим испугом в глазах любовно жалась к брату и голосом, дрожащим от вот-вот готовых хлынуть слез, спрашивала бестолково:
- Он тебя ударил, да? Тебе больно? - и все старалась заглянуть ему в рот.
Мишка оглянулся на домик Соколовского. Увидел, как там открылась дверь. Из нее вышел человек в белом халате.
- Да отстань ты! - Мишка оттолкнул Валю рукой.- Вон врач вышел.
Валя примолкла. Мишка, нахмурясь, следил за машиной, которая неслышно подошла к дому, также беззвучно развернулась и увезла врача.
- И что это с ним такое? Ведь уже хорошо было. Он уже и на велосипеде стал кататься.
Натка, Гена и Валя враз посмотрели на Мишку, перевели взгляд на домик. И правда, после той неожиданной встречи с ученым в его собственном дворе, они видели Соколовского не раз. Обычно он выходил из дома, ведя за руль старенький велосипед, садился на него и ехал не спеша всегда одной и той же дорогой к бору. Возвращался через час-два немного усталый, но порозовевший. Ребята замечали, что всякий раз после таких поездок он как-то особенно легко, по-молодому соскакивал с велосипеда, с удовольствием оглядывал улицу, небо, потом исчезал в дверях, а через несколько минут в окнах его мастерской можно было увидеть знакомую высокую фигуру. Старый ученый принимался за работу.
Раза два Соколовский встретил их на дороге к бору. Он узнал их. И дружелюбно покивал им головой.
Мишка тогда от смущения стал кумачовым, всю дорогу неизвестно чему смеялся, а под конец, ни к кому не обращаясь, сказал:
- Великий человек всегда прост.
Натка, Гена и Валя сразу поняли, кому предназначались Мишкины слова, и вполне согласились с ним. Соколовский был очень умный. Недаром к нему вот совсем недавно приезжало много людей.
Натка не забыла, как тихая улочка возле дома ученого заполнилась машинами. Из машин стали выходить люди. Все такие серьезные. Кто-то из взрослых сказал, что это делегация из Академии наук СССР. А потом вместе со своими гостями-академиками появился на крыльце Соколовский. Натка заметила, Эдуард Калинович смущен тем, что к нему приехало столько знаменитых ученых. Он застенчиво и взволнованно потирал руки, улыбался как-то по-детски робко.
«Подумать только, - все ворочалась она в тот вечер в постели, - нашим Соколовским весь мир интересуется, а какой-то Яшка-задира у него в саду безобразничает. Патруль сделали, а от него толку нету! Просто стыд один...»
Вспомнив сегодняшнюю Яшкину разведку, Натка закусила губу, посмотрела на Мишку. Тот, будто прочитав Наткины мысли, заговорил вдруг сердито и быстро:
- Много было на свете ученых: и Менделеев, и Пастер, и Эдисон, и Лавуазье. Вы знаете об Лавуазье? - повернулся он к Натке и Гене. - Это гениальный мыслитель. Правда, его казнили во Французскую революцию, потому что он был за короля. Но ученый он на все сто. Он первым назвал неизвестный еще газ кислородом и доказал, что кислород входит в состав воздуха.- Мишка потер раскрасневшиеся щеки ладонями, вздохнул громко, потом оперся руками о песок, закинул голову к небу. - А все же наш Соколовский переплюнет их всех!
Гена что-то сказал насчет того, что каждый ученый по-своему велик, но Мишка перебил его:
- Не спорю. Все, конечно, обогащают науку. Но вы подумайте! Никто до этого не занимался решением полетов в космос.
Натка, не моргая, смотрела на Мишку. Он говорил сегодня необычно. И слова у него были умные, наверно, так и говорят ученые. Все-таки Мишка-цыганенок толковый, недаром он что-то там делает такое, о чем знает дочь Соколовского, а может, и сам Эдуард Калинович.
- А строить ракету! - Мишка восторженно запустил руки в растрепанную шевелюру. - Ух, да вы не знаете, что это такое? Тут ведь надо быть и математиком, и физиком, и астрономом, и... и... Ну, в общем, я вам серьезно говорю: Соколовский всех переплюнет! - Мишка помолчал, уголки его толстых красных губ снова горестно опустились, он хмуро посмотрел на домик ученого и добавил глухо: - Вот только б не болел...
И сразу заговорили все. Натка вскочила на ноги, размахивая руками, закричала, что Соколовского, конечно, волнуют эти набеги Яшки-задиры.
- А что, и волнуют, - тоненько поддержала Натку Валя.- Он для всех старается, а Яшка... - Она решительна стукнула кулачком по песку. - Надо как следует дать ему.
Гена, пряча улыбку, оглядел не в меру расходившуюся Мишкину трусиху-сестренку, отозвался:
- Болеет-то он, ясно, не из-за Яшки. Но, конечно, противно. Такой человек живет в нашем городе. Мы должны гордиться. А тут...
Говорили долго, взахлеб.
- Наш город, - кричала Натка, совершенно искренне называя недавно незнакомый ей город «нашим», - наш город должен быть самым лучшим.
И люди в нем должны жить особенные. А то какие-то Яшки или еще Кротовы. Мы должны перевоспитывать их!
- Такого перевоспитаешь, - плюнул Мишка и опять потрогал свой шатающийся зуб. - Такому бой надо объявлять не на жизнь, а на смерть.
- Ну и объявим! - не сдавалась Натка. - И не только бой, войну самую настоящую.
- Ой, как интересно! - пискнула Валя, глядя на Натку.- А что мы ему сделаем?
- Что-нибудь придумаем, - отозвался Мишка, потянул к себе полузасыпанные песком брюки. - Надо бы с его отцом поговорить, что ли... Все-таки отец и должен понимать... - Он не договорил и, вспомнив о чем-то, заторопился. - Вставай, Валька. Айда по домам. Наверно, уже поздно.
Все вдруг засуетились. Пожалуй, и в самом деле было далеко за полдень. Жара заметно спадала, и солнце клонилось к горизонту, и погода явно портилась. Поднимался ветер, вороша песок. Он сухо и больно колол лицо.
- Хочешь, я схожу к Яшкиному отцу. Я давно хотел, - предложил Гена и невольно смутился. О своем знакомстве с Яшкой-задирой сказал только раз, после Мишкиного выхода из больницы. Сказал, что Яшка не такой уж плохой парень, он просто вывихнутый. Мишка в ответ только неодобрительно свистел. Сейчас, прищурившись, он посмотрел вниз на свои ноги, ничего не выражающим голосом отозвался:
- Ну и сходи.
...Из дома Соколовского кто-то вышел, прикрыл ставню того окна, за которым была спальня ученого. Наверно, больному мешал свет.
Ребята грустно переглянулись.
Продолжение читать здесь
Взволнованный мир
Trackback(0)
 |
Патруль начинает действовать
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed