Каждодневное поведение человека в огромной степени зависит от того, как он вообще смотрит на мир, на людей, на современное ему общество.
Трудно призывать к хорошим манерам человека, ненавидящего род людской вообще, испытывающего беспричинную ненависть к каждому встречному и искренне желающего зла обществу, где ему приходится жить.
Но мы говорим о советских людях, членах нашего советского общества, из которых каждый своими словами, в своих выражениях может, если задумается над этим вопросом, сказать себе приблизительно следующее:
1. Я живу в передовом обществе, в обществе трудящихся, устранивших эксплуатацию человека человеком. Все люди, с которыми я встречаюсь дома, на улице, на работе, на отдыхе,- такие же хорошие люди, каким я хочу быть сам. Это трудящиеся люди, любящие свою страну, свое общество, своих родных и детей. Если среди них и есть исключения, то это только исключения, громадное же большинство людей, которых я встречаю,- хорошие люди. Следовательно, входя в троллейбус, я вхожу в общество хороших людей. Я рад их видеть, и они рады мне. То обстоятельство, что я не знаю их по именам и фамилиям, не лишает меня права и обязанности отнестись к ним с симпатией.
Вывод. В своей стране я смотрю на первого встречного, как на хорошего человека, пока он не доказал мне, что я ошибаюсь.
Примечание. В отсталом обществе, наоборот, принято, на всякий случай, смотреть на незнакомого человека, как на жулика, пока он не докажет обратного или не представит авторитетных рекомендаций.
2. Если я мужчина в расцвете сил или юноша, достаточно окрепший физически,- на меня ложатся дополнительные обязанности, Я хорошо знаю, что при правовом равенстве наших граждан, физического равенства не существует. Есть женщины,- как правило, они несколько слабее мужчин, есть пожилые люди обоего пола - они также слабее меня. Наконец, дети - это предмет всеобщей заботы и охраны.
Тот избыток сил, который отпущен мне природой, я, живя в обществе, обязан компенсировать частыми, многими и бескорыстными услугами по адресу более слабых.
Такие поступки приносят взаимную пользу. Юноша, уступивший в трамвае место пожилой гражданке, выглядит гораздо изящнее того, который сидит на своем месте развалясь, и не думая его уступать.
Примечание. Однако же если я слабая женщина, престарелый мужчина или хрупкое дитя, то я обязан помнить, что, занимая уступленное мне место, я пользуюсь любезностью и вниманием хорошего человека и я обязан его так же любезно поблагодарить. Часто можно наблюдать, что такие пассажиры, входящие с передней площадки, без тени благодарности занимают уступаемые им места. Это одинаково противно и в пожилых людях и особенно в детях, которым их родители не объяснили, что за заботу надо благодарить.
3. Жизнь человека в обществе сопряжена с непрерывным контролем своих стремлений и подчинением личных интересов интересам общества. Я должен понять, что очень часто мои насущные интересы, мои права, которые мне кажутся естественными и неотъемлемыми, будут сталкиваться с такими же законными правами других людей. Это, конечно, очень неприятный закон, избежать его можно только полной самоизоляцией от людей - поселиться в тайге или в пустыне, но там начнутся уже другие неприятности: дикие звери, москиты, тоска одиночества! Поэтому, если я хочу пользоваться радостью общения с людьми, я должен во многом урезать свободу самовыявления и подавлять очень часто свои желания. Другого выхода нет. Закон этот действует непрерывно, и мы сталкиваемся с ним каждую минуту.
Два человека хотят одновременно войти в дверь, ширина которой достаточна только для прохода одного. Если оба эти человека одинаково сознают свое право войти в эту дверь и оба лишены способности самоограничения - они сталкиваются и мешают друг другу войти. Две секунды терпения позволили бы им войти быстро и легко.
Я хочу отправить письмо, но у окошечка, где их принимают, стоит очередь из таких же людей, которые так же, как и я, хотят отправить каждый свое письмо. Самоограничение заставляет меня, спросив «кто последний?», стать в очередь.
Но если я не умею ждать, если я считаю, что мои интересы, мое письмо, заведомо важнее всей мировой корреспонденции, я начинаю производить подозрительные движения, стараюсь подойти под предлогом справки к окошечку с другой стороны, на меня начинают законно сердиться, я уверяю, что опаздываю на поезд, вся очередь кричит, что она тоже опаздывает на поезд, почтовая служащая не может нормально работать от крика. Все злятся друг на друга, и все оттого, что я не дал себе труда подумать о том, что все люди с письмами в руках имеют не меньшие права на отправку их, чем я.
Я - молодой человек, полон сил, бодрости и оптимизма, жизнь прекрасна, я любим и люблю,- что может быть лучше такого положения? И вот радость жизни начинает с такой силой рваться из меня наружу, что во всю глотку я запеваю свою любимую песню. Мои товарищи, с которыми я возвращаюсь с вечеринки, меня поддерживают, и молодая задорная песня оглашает пустые улицы спящего города.
То обстоятельство, что сейчас два часа ночи, что через открытые окна наша песня врывается в дома, где спят люди всех возрастов, которым нужно рано вставать, меня и моих друзей нимало не волнует. Ведь мы-то не спим! А на всех прочих нам решительно наплевать.
Что это? Хулиганство? О нет, это все прекрасные молодые люди, активные комсомольцы, поют они хорошие песни, в самое это занятие - ночное пение - не частный случай, а традиция. И собирались они по вполне уважительному поводу: эти окончили десятилетку, а вот те - с аккордеоном - перешли на третий курс вуза.
И то, что эти образованные, хорошие молодые люди могли возвести в традицию нарушение сна и покоя целых районов города, произошло только потому, что правила приличного поведения у нас так и не выработаны, а решать эти вопросы индивидуально, очевидно, не каждому под силу. И тогда вступает в действие простейший закон маленьких детей, дикарей и хулиганов: «А я так хочу!»
Если бы все люди, смутно подозревающие, что их права почему-то превосходят права других людей, до конца осознали эту мучающую их концепцию и заявили об этом вслух окружающим: «Будучи сверхчеловеком, я настаиваю, чтобы меня пускали всюду вне очереди, чтобы за обедом я первый выбирал бы себе лучший кусок, чтобы меня все приветствовали, а я не буду отвечать, ибо мое удобство - это самая главная задача современности»,- то с ними можно было бы поспорить, объяснить им их заблуждение, и, может быть, они и сами пришли бы к заключению, что убедительных оснований для исключительных прав у них нет.
Беда, однако, в том, что никто еще не решился откровенно заявить о таких правах и, вероятно, даже и сам для себя не сформулировал это до конца.
Такая неосознанная, животная уверенность, что мои интересы важнее чужих - первооснова всех видов «дурного воспитания» и всяческого хамства. Когда же это индивидуальное заблуждение в благоприятных для него социальных условиях вырастает в заблуждения коллективные, групповые - «мы, наша группа людей, лучше всех других, и мы имеем исключительные права на все, что нам захочется»,- то рождаются на свет такие мрачные явления, как шовинизм и расизм и, наконец, фашизм, хотя от попытки пройти вне очереди до постройки печей Освенцима - путь, конечно, очень длинный. И лучше сойти с него в самом начале!
4. Пользуясь счастьем жить в обществе хороших людей, объединенных общей идеологией, я должен помнить, что общность идей не исключает разницы личных вкусов. И если эти вкусы развиваются в направлениях, неопасных для общества, то они могут счастливо существовать.
Мне мои личные вкусы ближе и понятнее, чем вкусы, не совпадающие с моими. Я люблю сирень и равнодушен к резеде. Говядина мне кажется вкуснее, чем баранина. Я охотно слушаю музыку Чайковского и не понимаю другую, не менее знаменитую - Баха или Шостаковича. Я люблю картины Шишкина и равнодушен к Репину. Мне нравится ходить в широких брюках п узкие мне кажутся уродливыми. Свой законный досуг я провожу за игрой в домино, и мне совершенно непонятно, что за интерес в шахматах. Наконец, блондинок я считаю в принципе привлекательнее брюнеток.
На все это я имею право, но при одном условии: если я не буду пытаться свои личные вкусы, которые, как сказано, мне дороги и близки, объявлять единственно правильными и обязательными для всех. Более того, если я претендую на звание культурного человека, я обязан с уважением относиться к чужим вкусам. Не зная этого правила, многие хорошие, в сущности, люди приносят немало обид и огорчений своим согражданам грубыми высказываниями об их вкусах и желанием навязать свои.
Если такое заблуждение совершенно простительно для людей, стоящих на низких ступенях культуры,- для диких племен, которым ношение мужчинами штанов кажется абсурдом, то это совершенно непростительно для наших сограждан, видящих такой же абсурд в применении брюк женщинами.
Из нашего обихода должны исчезнуть такие выражения: «Как вы можете есть такую гадость! Я этого не люблю!», «Смотрите, как вырядился! Я бы в жизни этого не надел!», «Охота вам читать этот роман. По-моему, скучища!», «Эта картина - просто мазня. Я ее не понимаю!», «Зачем вам на ней жениться? Мне она не нравится!»
Мне не нравится, значит, плохо,- вот та порочная идея, на базе которой возникает в нашем обществе струя первобытного дикарства даже в тех случаях, когда так рассуждают люди с учеными степенями.
Враждебное отношение к чужому вкусу носит само по себе, если вдуматься в этот вопрос, очень наивный характер и может до сих пор возникать в нашем обществе только потому, что общественная мысль не занялась своевременно этими вопросами.
Мы меньше спорим о вкусах на работе, на производстве, в науке - в областях, где существуют объективные показатели. Как ни расходись во вкусах, а самолеты будут строить такими, какие лучше летают, сталь будут выплавлять способом, который лучше других, и лекарства будут выпускать такие, которые вылечивают.
Но в искусстве, в организации быта, в проблемах моды, в развлечениях вопросы вкуса возникают с особой остротой, и тогда с ними нужно обращаться осторожно.
Десятки тысяч людей устремляются на стадион посмотреть, как двадцать два взрослых человека гоняют мяч по полю между двух ворот. Другим тысячам это кажется скучной и ненужной потерей времени. Но отдых и развлечение - это всегда «потери времени», чем бы оно ни было заполнено. И как бы противники футбола ни пытались доказать, что игра в преферанс или в домино гораздо полезнее,- это им не удастся.
Коллекционеры марок утверждают, что это увлекательное занятие обогащает их географические познания. Можно предположить, что прямое изучение географии без погони за марками принесло бы им больше знаний, но гораздо меньше развлечения. А развлечение может существовать на законном основании само по себе, ибо в нем самом уже заложена польза для человека, который после честного трудового дня имеет право на отдых, заполненный развлечением таким, какое наиболее соответствует его вкусам, его, а не соседа, товарища, сослуживца!
Или вопросы моды, еще далеко не исследованные научно. Но можно утверждать, что если мы еще и не открыли этих законов, управляющих модой, то сердиться должны за это на себя, а не на моду.
Наглядным примером причудливости развития моды может служить судьба волосяных покровов на лице мужчины на протяжении веков. Даже в глубокой древности одни племена брились, а другие нет. Древние греки - усаты и бородаты, Рим и Византия - бриты. В Европе средневековья - все в пышной растительности, а с раннего Возрождения начинается оголение мужского лица. Тщательная выбритость европейского XVIII века с половины XIX века уступает место культу бороды и усов. Вся русская классическая литература после Пушкина и Гоголя создана носителями бороды и усов и только со второго десятилетия XX века опять попадает в руки бритых людей. И почему, если за последние два года среди нашей молодежи снова появляется мода на бороду,- это вызывает негодование у многих представителей старшего поколения? Но ведь и в «бородатые» эпохи так же точно смеялись над бритыми: «Бритая, как у лакея, физиономия!»
Во времена моей молодости все молодое поколение брилось, а борода была атрибутом стариков. Возможно, что через двадцать-тридцать лет юноши и взрослые мужчины будут щеголять бородами или усами по последней моде и будут говорить: «У такого-то лицо бритое, как у старика...»
Полемика вкусов в области искусства - очень большой и важный вопрос, и все наставления, которые за последние годы получала и получает наша критика, в главном сводятся к тому, чтобы найти те объективные критерии, которые позволили бы максимально застраховаться от опасности навязывания своих вкусов другим.
Но до какой степени должна распространяться наша терпимость к чужим вкусам? Есть ли в данном вопросе ясный и четкий предел, при переходе которого мы обязаны не только не мириться, а бурно протестовать против произведений, которые нам не нравятся?
Безусловно есть. Во всех тех случаях, когда произведение искусства возникло на нездоровой основе, когда проникновение его в жизнь грозит отравлением общества, привитием вредных взглядов и привычек, здоровое большинство должно немедленно дать отпор.
Нетрудно перечислить эти случаи, совпадающие в основном с опасностями, на страже которых и стоят советские законы: пропаганда войны, нарушение ленинской национальной политики, порнография.
Вкусы советских людей достаточно воспитаны, чтобы произведение, в котором, например, защищались бы идеи расовой дискриминации, воспринимать не только как идейно вредное, но и как антихудожественное.
Трудно также представить себе, чтобы картина или повесть, насыщенные нездоровой эротикой, не вызвали бы в нас активного отвращения,
Однако в каждом таком случае должен быть четко определен состав преступления, объективное установление действительной вредности, реальной опасности для общества. Без этой оговорки, без тщательного разбора произведения, без отделения объективных показателей от своих личных вкусов возможны тяжелые ошибки, приносящие большой ущерб культурным ценностям.
Находились же ханжи, которые объявляли порнографией сокровища античной скульптуры только потому, что классические фигуры древних греков не скрыты от зрителей штанами и рубахами.
Находились же невежды, которые пытались приравнять величайшие произведения древнерусской живописи к предметам религиозного культа и на этом основании требовали изъять их из наших музеев.
Продолжение читать здесь
Эстетика поведения
Trackback(0)
|