Курай приехал в Симферополь ночью.
В Поти портовый буксир протаранил их сейнер, команду расформировали и отправили по другим судам. На сейнере остался один Царек. Он стоял на спардеке, приложив ладонь к козырьку фуражки, пока последние рыбаки не сошли на пирс.
Это было торжественно и трогательно, и сразу все вспомнили, что они когда-то были военными моряками, и тоже приложили ладони к козырькам кепок.
Курай ступил на перрон, вдохнул полные легкие воздуха и не почувствовал ожидаемой ночной прохлады. Было так душно, будто всё надолго накрыли брезентом, нагрели и забыли снять. За ночь не успел остыть даже асфальт. Больше двадцати, прикинул Курай, значит, днем будет около сорока. Курай закинул за спину рюкзак и зашагал в зал ожидания. Чем ближе он подходил, тем меньше надеялся отыскать свободный диван, чтобы поспать, а спать ему хотелось невыносимо. Он ехал в общем вагоне и двое суток не мог лечь и вытянуть ноги, лавки были заняты, а на багажной полке было невозможно выдержать и двадцати минут, в вагоне не работала
вентиляция.
На подходе к вокзалу он увидел нескольких солдат, которые спали на асфальте, подложив шинели.
Пассажиры спали на ящиках из-под пива, притащенных из буфета, спали на сдвинутых столах летнего кафе. В зале ожидания спали сидя на желтых железнодорожных диванах. Вдоль диванов вышагивал пожилой, чисто бритый милиционер. Этот не даст лечь, определил Курай. Хорошо выспался перед дежурством, выдержит до утра. Такие пожилые — самые примерные. Не из молодых, всегда готовых переменить профессию, и не слишком стар, чтобы в ожидании пенсии посматривать сквозь пальцы на всякие мелкие нарушения.
Пока милиционер шел в противоположную сторону зала, Курай быстро пристроился у стены, вытянул ноги и закрыл глаза. И тут же стук подкованных каблуков сместился с центра и стал приближаться к нему.
— Не положено на полу.
— Почему? — Курай открыл глаза, рядом стояли блестящие милицейские ботинки.
— Негигиенично.
Курай встал. Он вспомнил, что рядом с вокзалом сквер, где есть садовые скамейки. Правда, на сквере тоже должен быть хоть один милицейский пост.
Но Кураю просто нестерпимо хотелось лечь и вытянуть ноги.
Он вошел в сквер и удивился. На всех скамейках спали. Спали, укрывшись одеялами. В сквере расположилась большая группа туристов. Курай всегда относился с опасением к таким сплоченным группам и старался оказаться впереди них, потому что тому, кто оставался позади, ничего не доставалось.
Туристы на своем, пути съедали все мороженое, выпивали весь лимонад, занимали все места в автобусах. На этот раз он опоздал.
— Что надо? — К нему подошел высокий, широкогрудый парень. Они даже посты выставили.
— Хотел пристроиться на скамейке,— сказал Курай.
— Увы, мой друг, плацкартных мест нет! — Парень развел руками.
— Вижу,— сказал Курай.— Счастливого караула.
На автовокзале, куда он добрался, как только пошли трамваи, от касс тянулись длинные очереди.
Курай осмотрел стоявших: могли ведь быть и знакомые. Но знакомых не было, не было и билетов.
Сейнер в Севастополь должен был подойти через два дня. Он еще не знал, что будет делать эти дни, но, как человек действия, не мог успокоиться, пока не добрался до последнего конечного пункта.
Первое — достать бутылку холодного пива и часа два поспать, решил Курай. Обязательно поспать, он знал, что в теперешнем состоянии, усталый и разморенный жарой, он будет слишком вялым и робким, чтобы точно рассчитать свои действия в последние секунды перед отправлением автобуса.
Конечно, может не получиться с первого раза, размышлял Курай, но рейсов достаточно, здесь главное — рассчитать, потому что контролер не выходит из автобуса до последних секунд, шофер заводит двигатель, контролер выпрыгивает, двери остаются открытыми еще около двух секунд даже при самом расторопном шофере, и это его секунды. Надо сразу и решительно бросаться в конец автобуса, делая вид, что опоздал и бежал из последних сил. Обычно шофер считает, что он показал контролеру билет при входе и, если так решительно бежит в конец автобуса, значит, у него есть место. Иногда шофер все-таки требует показать билет, тогда надо долго рыться в карманах,— и тут уж, у кого больше выдержки,— бывает, что шоферу надоедает и автобус трогается. Потом остается самое несложное — подойти к шоферу и честно признаться.
— Узнай еще раз,— услышал он рядом и оглянулся, хотя это вряд ли могло относиться к нему.
У бетонной колонны сидела девушка. Какая красивая, удивился Курай и отвел глаза. Он всегда стеснялся рассматривать красивых женщин, боясь, что им это неприятно. Очень белая кожа лица была такой чистой, а глаза такими отчетливо синими, что с трудом верилось, как у людей могут быть такие лица, если всюду пыль и солнце.
Когда писатель ловил с ними рыбу, он объяснял им; понятие красоты относительно и различно в различные времена, у разных народов и у разных классов. Дворяне, например, считали красивыми тонких, бледных и худосочных, а крестьяне — крепких, румяных и полных женщин, пригодных для полевых работ. Тогда Курай согласился, а сейчас подумал, что писатель был неправ, красота во все времена оставалась красотой, такие девушки удивляли и радовали много веков назад и будут радовать всегда. Он вспомнил, как единственный раз он был в музее в Москве и видел на картине женщину, почти девочку, с ребенком на руках. Она, наверное, была красивой тогда, раз ее нарисовал художник три века назад, и нисколько не хуже выглядит сегодня, хотя сегодня девчонки не такие пухленькие, а более подтянутые и спортивные.
— Ну, пожалуйста, папа,— сказала девушка.— А вдруг открылся?
Ее отец, мужчина лет пятидесяти, сонный и небритый, загорелый до черноты, как загорают люди, постоянно работающие в степи, беззлобно ее передразнил:
— А вдруг, а вдруг...
«Я бы уже побежал узнавать»,— подумал Курай.
— Только лимонаду из холодильника. У них всегда есть запас в холодильнике. Сейчас всюду холодильники.
— Дадут, жди больше! — проворчал отец, но всетаки поднялся и пошел к буфету.
Девушка осталась одна. Она сидела на чемодане, возле нее стоял еще один чемодан, плетеная корзина из прутьев. Таких Курай не видел уже несколько лет. Вещи окружали девушку правильным полукругом и как будто были расставлены так, чтобы отгородить ее от остальных обыкновенных пассажиров.
Девушку рассматривали многие. Молодые парни очень откровенно и подолгу, стараясь привлечь ее внимание своим упорством. Она тоже смотрела на парней, но никого не замечала и не выделяла. Просто смотрела и снисходительно улыбалась, наверное, давно привыкла к такому мгновенному интересу.
Из-за чемоданов Курай не мог рассмотреть ее ног. Ему очень хотелось, чтобы ноги оказались длинными и стройными. Курай подошел ближе, заглянул за чемоданы и увидел ее ботинки. Ортопедические ботинки из желтой кожи, неестественно раздутые у подъема, с литыми задниками, с высокой шнуровкой. И сразу представил, как она идет, по утиному переваливаясь, и как ей с жалостью смотрят вслед. Он и сам всегда оборачивался. Надо же, чтобы девчонке так не повезло!
Курай отошел, но на его место тут же протиснулся парень в джинсах, полосатой рубахе и шляпе с загнутыми полями — таких парней он видел миллионы.
— Откуда вы? Я не хочу вас потерять!
— Я не собираюсь мгновенно исчезать.— Девушка улыбнулась.
— Послушайте, можно мне поехать с вами? — Парень, будто боясь, что его прервут, торопился сказать все сразу.— Я шляюсь по Крыму без смысла и цели. Можно, я поселюсь где-нибудь недалеко от вас? У нас будет время познакомиться ближе и узнать друг друга. Ей-богу, я неплохой парень. Я не женат.
К их разговору прислушивались, но парня это нисколько не смущало. «А может, он серьезно»,— подумал Курай и позавидовал его уверенности.
Девушка слушала и улыбалась. Ей, наверное, нравилась такая откровенность.
— Пошли!
Курай оглянулся. Сзади стоял ее отец.
— Занял два места и все заказал. Данила посидит с вещами.
— Идите.— Из-за чемоданов приподнялся мужчина в таком же мятом, как у ее отца, чесучовом костюме, такой же загоревший до черноты.—
Я потом пивка залью.
— Идемте.— Парень великодушно подал ей руку.
И девушка вдруг сжалась и уцепилась за чемодан.— Идемте же! — Парень взял ее за руку. В глазах девушки было столько отчаяния, что Курай бросился вперед.
— Эй, приятель,— сказал Курай. Он еще не знал, как поступит, но ясно было одно — парня надо отозвать.— На пару слов можно?
— Я сейчас,— сказал парень девушке, и они с Кураем зашли за колонны.— Я вас слушаю,— очень вежливо сказал парень.
— Отцепись от нее,— сказал Курай и подумал: испугается — так ему и надо, а спросит—можно и объяснить.
— Вы ее брат? — спросил парень.
— Нет,— сказал Курай.
— Вы ее жених?
— Нет.
— Вы ее знакомый?
— Нет, но...
— У меня к вам больше вопросов нет. Простите, но мне пора вернуться.— И парень спокойно пошел, не обращая на Курая внимания.
— Подожди,— попросил Курай и схватил парня за руку. И почти мгновенно рука Курая оказалась заведенной за спину. Это было справедливо. На его месте Курай поступил бы точно так же: нельзя позволять хватать себя всяким. Курай не думал устраивать драку, просто у него сработал инстинкт пограничника. Упасть, перехватить ногу противника, рвануть на себя. Этот прием на заставе с ними отрабатывали сотни раз. Парень нелепо взмахнул руками, но упал легко, перевернулся и взведенной пружиной вскочил на ноги.
Его рука оказалась на поясе Курая, и по тому, как он поставил ноги, Курай понял: перед ним самбист и очень тренированный, потому что так после падения вскакивают только самбисты, которые падают не от случая к случаю, поскользнувшись, а каждый день на тренировках. К ним уже бежали люди. Курай опустил руки.
— Товарищи,— сказал он.— Я сейчас все объясню.
Но ему уже завели руки. Он не сопротивлялся. Как всегда, после возбуждения наступала апатия.
Он хотел сесть, но его довольно грубо приподняли.
— Постоишь!
Кто-то звонил в милицию. Мелькали возбужденные лица. «Тоже мне, нашли чему радоваться,— подумал Курай,— преступника задержали!»
В отделении милиции было тихо и свежо, пахло только что вымытым полом. Курай подумал: хорошо бы сейчас снять ботинки и стать босыми ногами на холодный пол, подержать ноги в холодке и больше ничего не надо.
Молодой лейтенант с серым после ночного дежурства лицом осмотрел вошедших, помолчал, колеблясь, с кого начинать, и начал с парня в джинсах.
— Рассказывайте!
— Я не знаю, о чем рассказывать. На меня напал этот гражданин без объяснения причины.
Лейтенант недовольно поморщился: знаем, мол, знаем, все начинают с этого.
— Пожалуйста, документы. Курай выложил паспорт, парень — паспорт и синюю книжечку.
— А, коллега! — протянул лейтенант.— Четыре курса юридического. Закончили?
— Через полгода защита,— сказал парень в джинсах.
«Свои встретились, договорятся»,— подумал Курай.
— Известно, куда распределят? — спросил лейтенант.— Может, к нам?
— В прокуратуру,— сказал юрист в джинсах. — Я проходил у них практику, они меня берут.
— Понятно,— сказал лейтенант.— Рассказывайте вы.— Лейтенант кивнул Кураю и прикрыл глаза.
Курай начал рассказывать. Он чувствовал, что говорит путано, лейтенант перестал записывать, наверное, не понимая, при чем тут девушка в ортопедических ботинках и зачем ее надо было спасать.
Курай запутался окончательно и замолчал.
— А теперь с самого начала и правду,— сказал лейтенант.
Курай молчал, вдруг поняв, что он ничем не может доказать свою правоту: свидетели разъехались, автобус с девушкой ушел.
— Простите,— сказал юрист в джинсах.— Пожалуй, он не так и виноват. На его месте я поступил бы точно так же.
— Устроили бы драку? — спросил лейтенант.
— Драку нет, но...
— Драку нет, а что? — спросил лейтенант.— Налицо хулиганские действия, нарушения порядка в общественном месте.
— Я тоже виноват,— сказал юрист в джинсах.— Не окажи я мгновенно сопротивления...
— Сопротивляться надо,— перебил его лейтенант.— А если бы у него был нож, вы были бы сейчас не здесь, а в больнице.
— А если бы у меня была граната? — спросил Курай.
— Ну, знаете...— обиделся лейтенант.— Ладно...
Поверим, что у нее физический недостаток, который она, вполне возможно, и не хотела открывать в данный момент. Но вообще-то, если человек имеет дефект, он не обращает на него внимания, потому что привыкает к нему.
— К этому привыкнуть невозможно,— сказал юрист в джинсах.
«А он парень вроде ничего»,— подумал Курай.
Юрист в джинсах и лейтенант заспорили. Лейтенант считал, что Курая надо наказать за нарушение порядка в общественном месте, юрист в джинсах с ним не соглашался. Не все выражения были понятны для Курая, то один, то другой доказывали что-то о пределах необходимой обороны, а все это почему-то называли юридическим казусом.
— Ладно,— сказал лейтенант.— Пусть тогда это решит суд.
— Как суд? — удивился юрист в джинсах.
— Это типичное мелкое хулиганство, и я оформляю дело в суд. А гражданин Егоров,— лейтенант заглянул в паспорт Курая,— должен будет понять, что, если его правота не согласуется с правотой другого человека, ее не следует доказывать кулаками.
Это недостойно настоящего человека.
— Это несправедливость,— твердо сказал юрист в джинсах.— Я буду отстаивать свое мнение в суде.
— Не советую,— многозначительно сказал лейтенант.— С хулиганством надо бороться беспощадно. А о вашем поведении мы можем сообщить по месту вашей будущей службы...
— Истина мне дороже! — гордо ответил юрист в джинсах.
«Вряд ли я его увижу в зале суда»,— подумал Курай.
Курая и еще нескольких человек в мятых пиджаках вывели во двор милиции.
— Граждане мелкие хулиганы! — бодро обратился к ним молодой старшина.— Пока суда не было, мы вас просто просим помочь милиции. Пожалуйста, сложите эти кирпичи более аккуратно.
У стены были свалены кирпичи. Мелкие хулиганы начали складывать штабель, но складывали так, что штабель должен был наверняка рассыпаться. Курай оттеснил высокого парня и начал выкладывать сам.
— Выслужиться хочешь? — спросил парень.— Думаешь, меньше дадут?
Курай хотел ему ответить: «Если делать, то как следует»,— но, взглянув на неуверенные движения парня, решил, что поговорит, когда тот протрезвеет.
— Стройся! — приказал старшина. Их вывели на улицу. Юрист в джинсах терпеливо ждал на солнцепеке. Он подошел к Кураю.
— Я иду с вами в суд. Мы докажем...
— Не разговаривать с арестованными! — прикрикнул старшина и скомандовал: — Шагом марш!
— Меньше пяти суток не дадут,— обсуждали сзади.
Курай подумал, что через двое суток подойдет сейнер и он здорово подведет ребят, если опоздает.
«Надо что-то делать,— лихорадочно думал Курай,— что-то делать». Но что, он не знал, потому что впервые в жизни попал в такую ситуацию.
Курай оглянулся. Юрист в джинсах шел рядом.
Лицо его было мрачно и полно решимости отстаивать правое дело. И Курай успокоился: все-таки рядом с ним шел будущий прокурор.
Журнал Юность № 7 июль 1972
Литература
Trackback(0)
 |
Очень жарко в Симферополе
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed