|
Читать предыдущую часть
Январь. Снегопады, метели, а когда светит морозное солнце, в бледно-голубом небе горят крошечные огоньки и гудит от бомбовых разрывов стылая земля.
Наши мастерские работают с перебоями: не хватает материалов. В то же время склады ломятся от готовой продукции - ее никуда не отправляют. Говорят, американские самолеты разбили сборочные цехи в Штайере. Разрушены, по слухам, и главные заводы Мессершмитта в Баварии.
Нам это на руку. Мы продолжаем потихоньку портить ответственные детали крыла - нервюры, и кто знает: попади они в сборку и случись катастрофа,- может, нас уже не было бы в живых.
Пожалуй, мы теперь больше стоим, чем работаем. И все-таки у нас, как и раньше, две смены. В середине января меня и Виктора Покатило разлучают на несколько дней: я выхожу с утра, он - в вечер.
...Я лежу на койке и обсуждаю с Савостиным очередные фронтовые новости. По нашим подсчетам, война должна закончиться через месяц, самое большее - через полтора. Каждый день войны для нашей маленькой «вредительской» группы - это лишний огромный риск, это дополнительная смертная опасность. Мы, наверно, так не гнали время, даже работая в команде Пауля. Остаются недели - пять, шесть, ну, семь недель - до полного разгрома Гитлера, и как будет обидно, если накануне победы гестаповцы схватят нас...
- Идут,- прислушиваясь, говорит Савостин.
Я тоже слышу дробный стук колодок: это возвращается вторая смена. Слезаю с койки, спешу в тамбур. Я вижу лицо Виктора, и у меня обрывается сердце от дурного предчувствия: у Виктора такие глаза, какие бывали, когда он отправлялся на работу с восемнадцатого блока.
Мы заходим в самый темный угол уборной.
- Что?
- Не знаю, - шепчет он, - не знаю, как обойдется.
- Что? - У меня начинает все дрожать внутри.
- Понимаешь,- шепчет он,- часа за два до конца работы обермастер притащил со склада двенадцать штук наших нервюр, почти на каждой было по три-четыре провалившихся заклепки. Наверно, бросали на складе, и головки проскочили... Представляешь?
- Дальше.
- Велел все переклепать.
- Что он говорил?
- Ни слова.
- А ты?
- Тоже ни слова.
- Переклепал? - Виктор мнется и молчит.
- Переклепал? - повторяю я.
- Я сделал все по-старому, только поаккуратнее... Ох, Виктор, Виктор, думаю я. Молодец ты, Виктор.
Молодцы мы все же, хорошие ребята, не трусим: боимся, но не трусим. Я думаю об этом и вместе с тем чувствую, что во мне все дрожит.
А вдруг обермастер донесет? Вдруг утром нас арестуют? Но тогда почему он заставил менять заклепки? Если бы он хотел донести, то уж донес бы: в проходной стоит телефон. Обойдется или нет?..
Надо бы немедленно доложить Ивану Михеевичу, но... Мелодично звенит вахтенный колокол: отбой.
- Получай хлеб, и пошли спать, - говорю я.
- Даже есть неохота, - признается Виктор.
- Получай, и пошли...
Не спится. На душе тревожно. А может, обойдется? Конечно, если бы обермастер хотел донести, то он сразу позвонил бы оберконтролеру или в гестапо - проще простого. А может быть, он позвонил оберконтролеру и тот отложил дело до утра? Если оберконтролер явится утром в мастерские - тогда все пропало: он явится, конечно, не один. Что делать?..
Одеваюсь еще до подъема. При первом ударе колокола выскакиваю из барака. Пробираюсь в морозном тумане к блоку, где живет Иван Михеевич. Я почему-то верю, что все обойдется. Я хочу верить, что обойдется...
Иван Михеевич пьет из миски кофе. Заметив меня, тотчас надевает пиджак и фуражку. Мы выходим на улицу.
- Что опять?
Я подробно рассказываю,
- Приостановите порчу,- приказывает он.- Приглядывайся к обермастеру. Ежели все было так, как ты мне сказал,- он не доносил и, наверно, не собирается, а возможно, и вообще ничего не подозревает: могла же в работе случиться ошибка, Его надо как-то прощупать».
В мастерские я прихожу взбудораженным. Обер-контролера, слава богу, не видно: обермастер, рыжеволосый немец из гражданских, с расстроенным лицом стоит у окна и курит сигарету. Я здороваюсь с ним. Он рассеянно кивает в ответ, потом негромко спрашивает, интересует ли меня военная сводка. Я понимаю, что необходимо рискнуть, и говорю «да». Он, оглянувшись, вынимает из кармана газетную вырезку и сует мне...
Нет, не донес. Не донес - это точно... Война близится к концу, и он, немец, и я, русский,- мы оба хотим жить.
Журнал Юность 08 август 1963 г.
Продолжение читать здесь
Люди остаются людьми
Trackback(0)
 |
Глава семнадцатая 3
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed