Читать предыдущую часть
Я долго не могу уснуть. Ворочаюсь с боку на бок, слышу шаги эсэсовцев на пустынном аппельплаце, вижу в окно багровый язык пламени над трубой крематория, и думаю, думаю...
Я не попаду в него. Я не стану этим огнем. Я не провалился: просто Янсен рассказал обо мне Ивану Ивановичу, а тот, вероятно, Валерию.
Валерий связан с Леонидом Дичко. А Дичко хранит орден Красного Знамени Зимодры, он настоящий советский человек, И Янсен: он тоже дружит с Дичко. И Иван Иванович, раз он заодно с Янсеном. Это, конечно, о них говорил Валерий «мы»...
Я гляжу на Савостина. На его лице - красноватый отсвет крематорского огня. Он спит, мой друг Володя Савостин. Спи, Володя.
Мы не провалились.
Наискосок спит Жора Архаров. Отблеск багрового пламени и на его лице. Спи, Жора. Это хорошо, что ты дружишь с Янсеном, Коля Янсен - верный человек: он сказал, что со мной ничего не случится, и ничего не случилось.
Спи, Коля Янсен...
Я вижу огонь крематория даже с закрытыми глазами. Я поворачиваюсь на другой бок и говорю себе: спи, старший сержант...
И я сплю. И вижу обычные сны, которые мне снятся в плену вот уже скоро два года: родной дом, где я никак не могу поесть, потому что еда всякий раз необъяснимым образом ускользает из моих рук; колючую проволоку и часовых с винтовками, догоняющих меня. Я просыпаюсь, когда они меня убивают, но часто просыпаюсь не совсем - мне только кажется, что я просыпаюсь; на самом деле я перехожу в какую-то другую сферу сна, похожую на явь.
Скрипит дверь.
- Auf (Подъем)!
Начинается очередной концлагерный день. Или, может быть, это третья сфера сна, из которой я не могу выбраться?
Быстро заправляем койки, умываемся, пьем кофе, строимся. «Мютцен aп!» - выходим за ворота. «Шнель, шнель!»- таскаем кирпичи. «Лос!» - посвистывает и щелкает резина.
Маутхаузен продолжается.
Вечером я встречаюсь с Костылиным. Он бодр: ребята с кухни договорились, что его возьмут в команду «картофельшеле». Это здорово: Костылин не будет голодать. Завтра его переведут на шестой блок, где живут рабочие кухни. Теперь он не умрет от дистрофии и сможет заняться тем делом, ради которого его прислали к нам.
- Я много думал над вашими словами,- говорю я Костылину, когда мы уединяемся в глухом конце двора.
- Я пробовал даже кое-что предпринять, правда, пока не совсем удачно... Мне кажется, вам надо, прежде всего, познакомиться с одним нашим авторитетным товарищем, это ленинградец Валерий.
- Хорошо,- говорит Костылин.- Ты покажешь мне его. Он военнопленный?
- Да. Он настоящий советский человек, только очень осторожный. И он старый узник.
- На каком блоке он живет?
- На пятнадцатом. Но мы можем увидеть его на аппельплаце, сейчас он, по-моему, там.
Я прошу привратника-немца выпустить на полчаса моего земляка.
Четырнадцатый блок, хоть он и огорожен колючкой, это не восемнадцатый, режим здесь намного легче, и Костылин выходит.
Мы направляемся к аппельплацу. Валерий прогуливается по площади с прямым худощавым человеком.
- Вот этот в темной фуражке, который повыше,- говорю я Костылину.- Немного сутулится. Видите?
- Остроносый?
- Да, остроносый, в суконной фуражке.
- Вижу,- отвечает Костылин. - Все. Запомнил. Мы идем обратно.
- Как его фамилия?
- Не знаю, но могу узнать.
- Не надо, - говорит Костылин.- Я сам узнаю. Навстречу нам попадается Янсен. Он искоса быстро оглядывает Костылина и молча проходит мимо.
- Кто это?
- Вместе работаем.
А может быть, Костылин и не представитель подпольного центра?.. Откуда я это взял? Зачем я показал ему Валерия? А вдруг этот Костылин враг?
Мы доходим до четырнадцатого блока, и он прощается со мной. Сегодня Костылин сдержаннее: он ни разу не заговорил об антифашистском подполье и о необходимости организованно бороться. А может, просто-напросто за последние дни он лучше узнал, что такое Маутхаузен?
Он поднимается к воротам. У него острые плечи, шея высокая, но тонкая... Нет, не враг, решаю я. Он бывший тренер «Спартака», военнопленный офицер, и он хочет бороться, как и я.
Журнал Юность 08 август 1963 г.
Продолжение читать здесь
Люди остаются людьми
Trackback(0)
|