Нина приходит утром.
Температура у меня действительно спала, и она смеется, рассказывая всем, как вчера ей влетело от военврача второго ранга Наджаровой за то, что она, негодная сестра, забыла дать мне стрептоцид. Мне приятно, что раненые улыбаются, глядя на ее мальчишески округлое, с ямочками лицо.
Нина не забыла о моей просьбе. Я бережно кладу в изголовье завернутый в газету томик Джека Лондона.
Два следующих дня я провожу в палате: перевязку пока менять не надо, и мне велено лежать. Нина не показывается, я читаю и перечитываю рассказы и... злюсь на себя.
На третий день после обеда отправляюсь в хирургическую. Наджарова почему-то холодна со мной. Нина молчит.
- Доктор, можно мне теперь выходить на прогулку?- спрашиваю я Наджарову.
- Можете, можете, - отвечает она.
В передней я говорю Нине, что хотел бы вернуть ей книгу. Она вполголоса просит меня прийти в шесть вечера к бывшему клубу.
В палате я застаю Иванова за сбором вещей. Он упаковывает в чемодан белье, теплый свитер, носки, бритвенный прибор. Он настоял на выписке и сегодня же возвращается в свои мастерские. Мне жалко расставаться с ним: за неделю мы подружились. Иванов достает со дна чемодана пухлую книжечку.
- Тебе это нужнее.
Я смотрю на обложку: «Русско-немецкий и немецко-русский словарь» - мне он, правда, очень нужен.
- Рекомендуется как успокоительное и сдерживающее... Противопоказаний нет,- добавляет Иванов с улыбкой, и мы прощаемся.
До пяти вечера я учу по книжечке немецкие слова, потом начинаю одеваться. Санитару я объясняю, что теперь мне предписаны прогулки.
Уже темнеет. На заснеженной улице по одному, по два прохаживаются выздоравливающие. Некоторые с палочками и костылями. Разговаривают негромко, курят, по привычке пряча папиросы в рукаве...
Нина является с опозданием: с передовой привезли несколько раненых. Ома еще не была дома, но это ничего, ей хочется подольше подышать воздухом. В сизоватых сумерках ее лицо кажется совсем белым, а глаза еще больше и таинственно поблескивают, слоено они вобрали в себя вечернее мерцание снега.
- Я принес вашу книгу. Вот,- говорю я. Спасибо.
- Я подумал, что вы злая искусительница и что лучше держаться от вас подальше.
Поймет она мою шутку?
- Неплохо, - улыбается Нина,- А знаете, что подумала я о вас?.. Что вы страшно влюбчивый самоуверенный мальчишка, этакий начинающей донжуан, которому полезно преподать хороший урок.
Тоже неплохо для начала.
- Значит, в известном смысле, мы пара. Так? Она смеется. На ум отчего-то приходит весеннее утро и лесной ручеек.
Мы медленно идем к окраине деревни.
- Интересно, что вы подумали обо мне, когда я назначила вам эту встречу? - спрашивает Нина.
Она рядом, и я четко вижу ее профиль; плавную линию лба и носа, припухлость губ, ямочку над подбородком,
Мне делается вдруг весело. Озорной дух устает во мне.
- Нет.
- Почему?
Нина поворачивает ко мне лицо - мерцают снега.
- Потому что мы все-таки очень разные. Это звучит уже по-серьезному.
Разговаривал, мы незаметно для себя добираемся до конца улицы, минуем часовых у последней избы - они даже не окликают нас - и идем дальше по чистой снежной тропе.
Внезапно на меня нападает припадок красноречия - такое со мной случается. Глядя на притухающую полоску заката, я говорю» что мы люди одной судьбы, листики, отлетевшие от родимого дерево и брошенные в котел войны, солдаты, которые уже умеют умирать, но которые еще блуждают в поисках верной дороги к победе. Я несу еще какую-то торжественную чушь, понимаю это, но боюсь остановиться в потоке слов, потому что потом, знаю, я могу вообще потерять дар речи - такое со мной тоже случается. Нина, к моему удивлению, слушает меня очень внимательно.
- Я не заговорил вас? - наконец догадываюсь спросить.
- Нет, пожалуйста.
И тут я чувствую, что говорить мне больше нечего, поток иссяк. Я останавливаюсь и опускаю голову.
- Вы устали? - спрашивает она.
- Нет, это другое
- Повернем обратно? Мы далеко зашли.
Новый прилив красноречия обуревает меня. Я говорю, что никогда не следует поворачивать обратно, что надо проделать свой путь до конца, что на этом пути - в любых человеческих свершениях, больших или малых,- невозможно зайти слишком далеко, пока цель не достигнута и сияет где-то в желанной дали, как огонек на ночной реке. Нина опять слушает, пытаясь понять что-то свое... И опять на меня находит столбняк.
- Отчего вы остановились? Я молчу, как дерево.
- Что вы? - В голосе Нины настороженность.
Я обнимаю здоровой рукой ее за шею - она не противится - и начинаю горячо целовать ее в щеки, в подбородок, в глаза. У меня легкое головокружение. Я ощущало на своих губах соленый вкус слез.
- Почему? - шепчу я, проклиная себя в глубине души.
- Я думала, - отвечает она,- я думала, вы необыкновенный, а вы такой же, такой, как все... как остальные. Идемте, - решительно говорит она, отстраняясь от меня.
Так мне и надо. Жалкий петух, вообразивший себя орлом.
На обратном пути мы молчим. В смятении я забываю даже проститься с Ниной.
Журнал «Юность» № 6 июнь 1963 г.
Люди остаются людьми
Trackback(0)
 |
Глава третья 5
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed