|
Виктор Шкловский
(К 100-летию С. Д. Нефедова)
Когда-то, лет 65 назад, очень недолго, я был скульптором, неудачным скульптором. Начал хорошо, а потом как-то не пошла работа, но интерес к скульптуре у меня сохранился.
А. М. Горький в беседе со мной (было сравнительно короткое время, когда он ко мне относился дружески, называл Виктором) показал мне на свои скулы и сказал: «Я мордвин. Мордовкой была моя бабушка». Горький описал ее, он видел эту старуху и она ему запомнилась не только как родственница, но как национальный тип.
Степан Дмитриевич Нефедов - Эрьзя родился в 1876 году в маленькой мордовской деревне Баево, Ардатовского уезда, Симбирской губернии. Отец его был бурлаком.
Волга текла против направления грузов, по Волге поднимали рыбу, соль, позднее нефть, а спускали по Волге меньше, спускали дерево. Шли баржи под тягой бечевников. Люди пешком по плохим береговым дорогам проходили всю страну от Каспийского моря до Питера. Эти артели бурлаков были описаны и Чернышевским, и Репиным, и Мельниковым-Печерским.
Это были люди, которые собирали фольклор с реки и переносили его в города. И хотя места, в которых родился Нефедов, совсем глухие, в лесу на маленькой речке, но в то же время это было на большой дороге, которая связывала племена и народы.
Отец приносил с бурлачества не только немного денег, но и много рассказывал. Бурлацкие ватаги были носителями фольклора, бурлаки знали сказок больше, чем человек, крепко сидящий в городе.
И вот жил в глухой деревне в лесу мальчик-мордвин - так нам рассказывал Эрьзя,- процарапывал по закопченным бревнам стены рисунки - изба была «черная».
Жил он в деревне, кругом - деревья. Из дерева все делается.
Дерево режут на доски, распиливают на поленья, чурбаки. Чурбаки колют на мелкие куски, из которых вырезывают ложки, из кусков побольше точат балясы. Из этого же дерева делали идолов и, конечно, столы, табуретки. Дерево с его строением, разностью слоев было всегда перед глазами. К нему не нужно ехать, оно было рядом.
Количество вещей, которые делались из дерева, мы не перечисляем, некоторые уже забыты, а когда-то эти названия были у всех на слуху.
Эрьзя рассказывал, что однажды, когда было большое половодье и река Бездна вышла из берегов, льдины подошли к стенам избы, а отца не было дома. Избу заливало, тогда мать посадила детей в большое корыто, выплыла в корыте и спасла их.
Отец, видя склонность сына к рисованию, отвез его в город Алатырь и отдал в учение в иконописную мастерскую.
Мальчик из самого глухого села, очень талантливый сын очень заброшенного, упорного племени, задвинутого в самый глухой угол, нашел своё место в искусстве. Он имел то видение, которое имеет народ и человек, не забитый рисунками, книжками, календарями, кино, как мы сейчас забиты телевидением, он видит иначе мир - дерево, человека, воду, а, кроме того, он видит иконы или роспись, но количество вещей вокруг него небольшое.
Когда С. Д. Нефедов - Эрьзя попал в Южную Америку, то он там нашел две древесные породы - квебрахо и альгарробо. Квебрахо - очень крепкое дерево, альгарробо - дерево упорное; породы эти привлекли его своими необычайными наростами. Он очень рано пришел к дереву как к материалу. Делал он наброски из глины, снимал с глины копию, потом стал рубить мрамор. Он пошел и по другой дороге, он резал дерево. Что это было, причуда или остаток язычества, дикарства? Можно сказать, что дерево в скульптуре становилось еще более деревом, чем когда оно стояло в лесу,- оно выделялось фактурой.
Имя Эрьзя - трудное имя, имя упорного мордовского племени. Он человек, прославленный своим восприятием мира. Хотели показывать его работы в музее в маленьком городе на Волге - в городе Алатыре, который мало кто знал, потом он попал в музей Ниццы, Рима, Москвы, в город Саранск, конечно,- столицу автономной республики Мордовии, и распространился по всему миру.
Мир сейчас увлекается негритянской скульптурой. Эта скульптура не похожа на нашу скульптуру, и скульптуры разного времени не похожи друг на друга; по-разному можно любить искусство. Можно любить как раскрытие какой-то сущности, а можно любить как редкость, не имеющую ценности во всем мире искусства, а можно - как странность, экзотику.
Эрьзя очень рано прославился, но он прошел определенную школу. В 1901 году он приехал в Москву, здесь он поступил в знаменитое Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Оно находилось на Мясницкой улице против почтамта, и там у Эрьзи были настоящие учителя: Касаткин, Пастернак, Архипов, Коровин, Серов, Трубецкой и Волнухин, которого ми знаем по памятнику первопечатнику Ивану Федорову, он стоит у Китайгородской стены. Скульптура не передается словами - описанием.
Скульптура не передается и не может быть целиком передана рисунком. Она ощущается внутренним напряжением человека, мускульным напряжением. Людям, стоящим перед Венерой Милосской, незаметно для них как бы передается ее осанка. Памятник Петру Первому передает ощущение преодоленной тяжести, ощущение смелости.
Скульптура - глубоко внутреннее искусство, оно обращается к мускулам и костям человека, к его весомости, но и к его духу.
Почему великий мастер скульптуры, решающий громадные задачи, С. Эрьзя, почему он брал дерево, странное, сучковатое, как бы скрученное, а Микеланджело работал в мраморе и мрамор обрабатывал сам? Он снимал с мрамора куски, слой за слоем, скалывал больше, чем могли бы сколоть два каменотеса по времени, в мраморе находя человеческое тело и человеческое переживание, открывая душу скульптуры. Микеланджело брал куски мрамора разные, иногда он брал бракованные куски, которые были испорчены. Такой кусок мрамора он взял для великой скульптуры «Давид». Для чего это было ему нужно?
Причудливый кусок требует нового решения. Он как бы соперничает с канонами скульптурного изображения, его нужно преодолеть, а скульптура чрезвычайно канонична, ограниченна. Она много раз повторяется, и в ней нужно новое сопротивление для того, чтобы решение не повторяло другого решения. И некоторые скульптуры Эрьзи - «Ужас», «Отчаяние»,
«Сосредоточенность» - как бы находятся в недрах дерева, причем это сопротивление заданной форме - это не формализм, это преодоление формализма, преодоление повторения.
Голова Александра Невского, великого воина, боровшегося со шведами у нас на Неве, великого политика, который может нападать и переждать момент нападения, эта скульптура сделана из тяжелого, крепчайшего дерева чвебрахо.
Из другого дерева, альгарробо, сделан портрет Льва Толстого. Лев Николаевич сделан как бы в бурю, его борода торчит в сторону, волосы подняты. Он овеян тем, что Гоголь называл «грозной вьюгой вдохновения».
Женская голова «Казашки» сделана просто, ясно. Она как бы задана самой простотой.
Великий скульптор любил трудный материал так, как альпинист любит высокие горы.
Эрьзя всю жизнь мечтал сделать портрет Ленина. Опыты не удовлетворяли его. Эрьзя искал большую скалу, чтобы высечь из нее образ вождя революции.
Мечта о ленинской скульптуре была впереди. Неизвестно местонахождение некоторых его работ о революции и революционерах.
Революционером в искусстве был и сам Эрьзя. Жизнь Эрьзи была чрезвычайно трудной и странной.
Вот что я могу сказать по поводу замечательного мордовского, всесоюзного и всеевропейского скульптора С. Эрьзи. Он оставался с нами и тогда, когда был вне нашей земли. Он сражался за наши задачи, а не уходил от них. Это был великий ум, великий художник, великий воин нового искусства.
Журнал «Юность» № 10 октябрь 1976 г.
Литературная страница
Trackback(0)
 |
Степан Эрьзя
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed