27.05.2012 20:39

Меня не арестовывают. Ни после обеда, ни вечером в лагере. На всякий случай я пока держусь подальше от товарищей, брожу между восьмым и тринадцатым блоками: отсюда близко до колючего забора, заряженного током.

Отсюда рукой подать и до Костылина, но, к сожалению, я не могу подойти к нему, А вдруг за мной следят? Может, меня специально не арестовывают, чтобы выследить, с кем я связан... Какой я неудачливый! Еще не успел ничего сделать и сразу провалился...

А почему, между прочим, я решил, что Костылин наш разведчик? Он бывший тренер «Спартака», советский офицер, попавший в плен... Но он, конечно, связан с антифашистским подпольем, он ясно намекнул об этом. И я хочу бороться в антифашистском подполье. И я знаю лишь один путь к нему - через Костылина.

Завтра вечером он будет ждать меня. Если сегодня меня не арестуют - значит, я еще не совсем провалился. Надо завтра как-то сообщить ему об осложнениях. Может, через Савостина? Янсен сказал, что со мной ничего не случится, только я должен молчать.

Как это понимать?

А не связан ли Янсен с Иваном Ивановичем? Может быть, Иван Иванович просто попугал меня? Может быть, они просто решили заставить меня отказаться от своего замысла?.. Кто они? И зачем им это нужно?»

Я вижу командофюрера Кролика, сворачивающего в наш переулок. Я быстро иду к пятнадцатому блоку - там рядом проволока под током. В двух метрах от запретной зоны оборачиваюсь - Кролика нет. Иду обратно и вижу его спину: он вышагивает к восемнадцатому блоку.

На меня смотрит худой синеглазый человек в суконной фуражке-тельманке. Он наблюдает? Я засовываю руки в карманы и, небрежно насвистывая что-то, вновь направляюсь к пятнадцатому блоку, Синеглазый догоняет меня,

- Гуляете?

- Гуляю.

Останавливаемся. Он выше меня, но худ, сутуловат, веки его воспалены...

Я ударю его ногой в пах и брошусь на проволоку, думаю я.

Мы приглядываемся друг к другу. По-моему, я где-то видел его, вероятно, еще на восемнадцатом блоке. У меня хорошая память на лица, и этого человека я уже видел. У него хорошее лицо - худое, смуглое, с умными, немного насмешливыми глазами. Конечно, я уже не раз видел его. Он очень худой, это хорошо,

- Вы, кажется, ленинградец? - спрашивает он.

- Я два года жил в Ленинградской области,- отвечаю я.

- Мне говорили, вы ленинградец.

Теперь я точно припоминаю его. Он встречался на восемнадцатом блоке с Леонидом Дичко. Его зовут Валерий, он ленинградец.

- Я только собирался учиться в Ленинграде, в институте,- говорю я.- Вы Валерий?

- Да.

«Странно все же он знакомится,- думаю я.- Почему он сперва наблюдал за мной?»

Он усмехается, его толстые губы расклеиваются, показывая белую полоску зубов.

- Наверное, я что-нибудь напутал. Ну, это неважно. Мы все, русские, тут земляки. Походим вместе?

Мы медленно бредем по переулку к одиннадцатому блоку...

А не заманивает ли он меня поближе к крематорию?

У Валерия ввалившиеся щеки, тонкая шея - это хорошо. Значит, тоже голодает. Провокаторы не голодают. И потом у него насмешливые глаза. Это тоже хорошо.

Мы выходим на аппельплац, по которому, как всегда, по Двое, по трое прогуливаются старые заключенные. Здесь можно разговаривать, не опасаясь, что подслушают. Зачем он ведет меня на аппельплац?

Валерий берет меня под руку - так удобнее. Он тоже старый заключенный. И я теперь сравнительно старый заключенный.

- Мы вспоминаем о Ленинграде, мы земляки,- предупреждает он. - Условились?

- Да. А вы знаете, как меня зовут?

- Знаю. - В его глазах тухнут насмешливые огоньки. - Я знаю и другое о вас... о тебе. Ты затеял рискованную игру, ведешь разговоры о какой-то подпольной организации, о взрыве, о побеге. Такие разговоры были бы простительны новичку, а тебе...

- Я не понимаю.- Меня снова бросает в жар, но не так сильно, как утром.

Дьявол побери, как же они все-таки узнали? Через кого? Через Янсена?.. Но не весь лагерь узнал, не весь. Эсэсовцы не узнали - иначе я был бы уже арестован.

- Не понимаю.

- Брось притворяться,- глухо, но твердо говорит Валерий. - Ты связан с ребятами, работающими на кухне, ты посвящал в свои планы Савостина... Ты отдаешь себе отчет, что за подобные разговоры - за одни только эти разговоры - эсэсовцы могут уничтожить сотни людей?

Он все знает. И про Савостина знает. И про Васька... Но эсэсовцы ничего не знают... Я понемногу успокаиваюсь.

- Неужели тебе не ясно, что ты ставишь под удар всех русских в Маутхаузене? - продолжает он.

- А ты вообще как хотел бы? - чувствуя себя увереннее, говорю я. - Ты хотел бы пересидеть здесь всю войну без риска? Или ты предпочитаешь, чтобы нас без всякого сопротивления уничтожали по одиночке - в газкамере или на колючей проволоке? Тебя такой путь устраивает? - Краем глаза вижу, что Валерий беспокойно озирается... Пусть озирается - я выскажу ему все.- Меня и моих друзей, например, такая смерть не устраивает. Мы хотим еще повоевать, и если ты честный советский человек...

Может, удастся и его сагитировать, мелькает в голове.

- Хватит. - Валерий больно стискивает мой локоть.- Теперь послушай меня. То, что ты замыслил, это авантюра, это все обречено на провал.

По сути, ты проповедуешь массовое самоубийство. Взорвать мастерские вам все равно не удастся, это технически неосуществимо, тут, в Маутхаузене, это технически неосуществимо. И даже если бы, допустим, удалось подорвать одну из стен, ее через неделю восстановят, а вот убитых людей никто не восстановит, убитых не оживишь... Побег отсюда тоже невозможен. Ты видел двух повешенных австрийских инженеров, которые попытались уйти из лагеря через канализационный коллектор?.. Ну, вот! Так что, если тебе надоело жить,- иди на проволоку, но не тяни за собой других. И запомни: всякие разговоры о побеге и взрывах мы будем рассматривать как ловушку для заключенных, и мы найдем способ помешать...

Интересно, кто «мы», кого он имеет в виду, думаю я.

- Пойдете, донесете эсэсовцам?

- Нет. Зачем? Просто кое-кто сумеет повлиять на твоих товарищей... Кстати, я что-то не очень верю, что ты сам заварил всю эту кашу... Кто дает установки вашей группе? Кто ставит вам задачи?

Ишь чего захотелось ему! Кто же он сам-то, этот Валерий? От чьего имени он разговаривает со мной?.. А может, он и есть представитель подпольного центра?

- Я жду,- говорит он. Пробую иронизировать:

- Тебя номер интересует или имя и фамилия?

Я окончательно успокоился.

- Меня интересует, кто из новеньких толкает вас, дурачков, на самоубийство.

- Совесть,- отвечаю я. - Обыкновенная человеческая совесть.

- Ладно,- говорит Валерий. - Сейчас будет отбой... Поразмысли хорошенько над тем, что я тебе сказал.

Неожиданно он крепко пожимает мне руку и, не оглядываясь, скрывается в одном из переулков.

Журнал Юность 08 август 1963 г.

Продолжение читать здесь

Люди остаются людьми

Set as favorite

Bookmark