|
Читать предыдущую часть
Еще несколько дней назад Катя бросилась бы к Марусе, чтобы поделиться с ней своими неприятностями и радостью. Но после знакомства с Анной она невольно много думала о ней и к ней тянулась. Маруся со своим всегдашним веселым настроением вдруг показалась Кате скучной и однообразной, и потом, она была так далека от всего того, что трогало и волновало Катю - от искусства, от ее печальных размышлений о жизни.
Круг Марусиных интересов замыкался в магазине и в тесном домашнем мирке, хоть и ее тоже он несколько тяготил... Анна была совсем иная.
Ее талант, ее трудно сложившаяся судьба волновали Катю и притягивали. Катю вообще интересовали люди, в чьей жизни она угадывала отдаленное сходство со своей судьбой. Потому ее трогал и Василий Иванович, который, несмотря на постигшую его беду, не потерял вкуса к жизни, остался доброжелательным человеком и сам был готов прийти на помощь другому в трудную минуту.
Анна несколько раз приглашала Катю в гости, но она все как-то не могла выбраться к ней, но сегодня Кате захотелось обязательно повидать свою новую знакомую. Наталья Петровна куда-то вышла, и Катя, наскоро перекусив, выскочила из дома.
Анна жила недалеко, в таком же маленьком, приземистом домишке, в каком жил Василий Иванович.
Как-то, возвращаясь с репетиции, она показала Кате свое жилище. «Вот здесь и коротаю свой век»,- сказала Анна. Дверь Кате открыла немолодая женщина, в валенках, повязанная серым пушистым платком. Первую минуту Катя подумала, что это старшая сестра Анны - такие же большие удлиненные карие глаза, тот же нежный овал лица. Только волосы с сильной проседью. Да это же мать Анны, догадалась Катя,- Марина Григорьевна. Новая ее приятельница как-то говорила, что живет с матерью, перенесшей год назад тяжелый инфаркт и не выходящей почти из дома.
Марина Григорьевна (это действительно была она) встретила Катю доброй улыбкой и сразу же захлопотала по дому. Поставила на плитку чайник, загремела посудой.
В доме было всего две комнаты и крошечная кухонька. Было множество книг и два огромных кота, которые расхаживали с видом полновластных хозяев, и книжный шкаф, который сразу же привлек внимание Кати: там стояли пластинки и толстые нотные папки. А на стенах - и в прихожей и в Анниной комнате - висели афиши, извещавшие о спектаклях Большого театра. На одной из афиш была изображена Анна, такая молодая и сияющая, что у Кати от жалости и сочувствия защемило сердце.
- Неужели вы, тетя Анечка?- спросила она.
- Да, Катюша, я. А вот видишь, на фотографиях, я - Лиза, а это я в «Тоске» Пуччини,- показала Анна на висящие на стене у изголовья ее кровати фотографии.- Знаешь, прихожу домой из этой унылой церкви и возвращаюсь в свое прошлое - увы, невозвратимое! Перебираю программки и записочки, ленточки от подаренных венков, перечитываю рецензии на свои концерты... Боже мой, какая я была глупая, как не дорожила своим счастьем!.. Я ведь и Татьяну пела, правда немного, всего несколько раз...
- Ну поставьте, поставьте мне вашу Лизу! - с нетерпением попросила Катя, подходя к столику с проигрывателем.- Вы говорили, у вас есть запись...
- Ну нет! - решительно сказала из кухни Марина Григорьевна.- По старым еще русским обычаям гостю положено, прежде всего, есть и пить! А уж потом остальное. А ну, пожалуйте к столу!..
Потом Катя даже не могла вспомнить, что она ела и пила в этом крошечном гостеприимном доме,- так не терпелось ей услышать пение Анны.
...Кружились под иглой проигрывателя одна за другой пластинки, звучал сильный и ясный голос, гремела музыка, и Кате казалось, что сидит она не в стареньком, полуразвалившемся домике, а в зале Большого театра, в Консерватории, чем-то причастная к таинственному и влекущему миру, имя которому - театр, музыка. Анна изредка вытирала комочком платка влажнеющие глаза, а Марина Григорьевна сидела у окна и неотрывно смотрела на улицу, где снова тоже кружились и кружились невесомые хлопья снега.
Время летело незаметно.
- А теперь, Катюша, я поставлю еще одну пластинку... Не мою,- сказала вдруг Анна.
- Может быть, не надо, Асенька? - с тревогой отозвалась Марина Григорьевна.- Что Же себе сердце понапрасну терзать...
- Ну, пусть Катюша послушает, мама. Для нее.
Катя смотрела, не понимая, о чем говорят Анна и ее мать, но чувствовала необъяснимую тревогу, вдруг наполнившую маленький дом.
Марина Григорьевна ушла в кухню, а Катя снова села на диван рядом с проигрывателем и озабоченно следила за внезапно задрожавшими руками Анны, опускающей иголку на пластинку.
И вот завертелся черный диск и полились много раз слышанные слова:
Предвижу всё: вас оскорбит
Печальной тайны объясненье,
Какое горькое презренье
Ваш гордый взгляд изобразит!
Чего хочу? с какою целью
Открою душу вам свою?
Какому злобному веселью,
Быть может, повод подаю...
Голос был наполнен такой силой, горечью утраты, таким страстным сожалением об упущенном счастье, что Катя почувствовала, как сжимается горло. Она готова была поклясться, что уже не раз слышала именно этот голос, надеясь и не веря, что может услышать его снова, когда поедет в Москву. Да, наверно, этот человек был дорог Анне. Возможно, здесь была любовь, отвергнутая, растоптанная, несостоявшаяся,- кто знает. Катя догадывалась об этом и боялась даже посмотреть на Анну, которая сидела с неподвижным, словно окаменевшим лицом. И когда автостоп остановил магическое кружение черного диска, Катя не спросила у Анны ничего. Но Анна сама заговорила, пряча в шкаф дорогую реликвию:
- Ты догадалась, девочка? Да?
- Да,- шепотом ответила Катя, кивнув.
- Да, жизнь в театре - самая светлая страница в моей жизни,- сказала Анна, тяжело вздохнув.- И любовь была, и искусство... Только там я была по-настоящему счастлива, только там испытала то, что называется вдохновением... Боже мой! Какая ты счастливая, Катюша, у тебя, возможно, все еще впереди... Нет, мне не нравится, что ты поешь в хоре. Не нужно тебе этого. Я как-то раньше сомневалась. Видела, какое у тебя счастливое лицо, когда поешь, и не решалась тебя остановить. Пусть, думаю, хоть немного к пению прикоснется. Но все-таки не надо тебе церкви, молитвенного пения... Это мне, с потерянным здоровьем, с полусорванным голосом, еще кое-как можно примириться. Но не тебе, девочка, не тебе...
Анна подошла к Кате и пристально поглядела ей в глаза.
- Так важно,- продолжала она задумчиво,- когда на заре юности человек, еще такой неопытный, встречает умного, понимающего жизнь друга, который мог бы правильно направить этого неопытного человека. У меня вот не оказалось рядом никого... И, может быть, потому я и наделала глупостей и часто сама себя не понимала... Никто мне меня не объяснил, не поддержал в трудную минуту. Мама-то у меня совсем простая женщина, да и далеко от меня была... А церковь, Катят, принижает человека, делает его пассивным, не верящим в свои силы, надеющимся на бога, которого нет... Не нужно тебе это унылое пение, для старух оно, для нищих душой утешение, но не для настоящих людей - деятельных, уверенно идущих по жизни.- Анна задохнулась - длинная речь утомила ее, и она надсадно закашлялась, прикрывая рот пестреньким комочком платка.
Катя молча, не перебивая, слушала. То, что говорила Анна, чем-то напоминало и ее мысли, только выразила их новая приятельница четче, яснее. И то решение, которое все эти дни зрело в Катиной душе, еще больше укрепилось. Да, не переступит она никогда порога церкви.
Довольно! Так действительно можно далеко зайти. Лишь тоску нагоняет это унылое пение. И людям не радостно от него, и сама Катя выходит каждый раз из церкви словно больная. И еще сегодня в школе эта неприятная история... Конечно, она может оправдаться, сказать, что все это выдумки Костикова,- его не очень-то любят в классе и не очень-то ему доверяют. Но Кате придется лгать, изворачиваться... А она этого никогда не делала и не будет делать. Не так воспитывала ее мама и тетя Варя... И что она скажет Алеше и Мишуку - самым близким своим людям? Да они навсегда запрезирают ее...
Алеша так мечтает, чтобы она стала певицей, так гордится ее талантом... И Катя вспомнила про билеты в Большой театр. Может быть, не стоило говорить об этом Анне, чтобы ее лишний раз не волновать напоминанием о театре, но ей так не терпелось сообщить Анне эту радостную весть. И Катя не удержалась:
- А вы знаете, Анна Семеновна, мне Алеша из первой получки купил билет в Большой театр на «Онегина». Я ведь никогда еще в жизни не была в Большом! Только по телевизору видела.
Но Анна, вопреки Катиным ожиданиям, необычно оживилась и обрадованно сказала:
- Поздравляю, Катенька, получишь огромное удовольствие! Поздравляю. Хороший тебе брат на Новый год подарок сделал.
- Анна Семеновна, а вы часто ходите теперь в театр? - спросила Катя.
- Я в театр? - Лицо Анны помрачнело. Нахмурился чистый, светлый лоб.- Нет, девочка, в театры я теперь не ходок. Не хочу бередить старые раны..
«Какая же я бестактная, право!» - рассердилась на себя Катя и перевела разговор на другое.
Она допоздна засиделась у Анны. Начинались каникулы. Спешить было некуда. Они сидели рядышком на диване, и Анна все рассказывала и рассказывала о спектаклях, в которых участвовала, подходила к старенькому пианино и, наигрывая мелодии из опер, напевала Кате полюбившиеся ей пассажи... Анна тоже была счастлива, что жизнь свела ее с Катей, в которой нашла внимательную, восторженную слушательницу - это согревало ее.
Продолжение читать здесь
Родимое пятно
Trackback(0)
 |
Снова Анна
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed