|
Читать предыдущую часть
В эти предновогодние дни Катя несколько раз принимала участие в церковной службе, хотя после разговора Егора с отцом Александром и историей с Алексеевной ей почти совсем расхотелось петь в церковном хоре. Больно поразило Катю, что в ее пении ценят возможность заработка, выгоду. Однако Егор так настойчиво упрашивал и уговаривал ее, что у нее все не хватало решимости отказаться наотрез. Да и все хористы хвалили ее голос, как ей казалось, искренне и горячо. А Кате это было очень приятно. Сама Анна поощряла ее. Катя же с грустью думала: если б Анна знала, о чем сговаривались за ее спиной отец Александр и Егор, не относилась бы она к ней так хорошо.
Про себя же Катя твердо решила: ни за что больше не петь в церкви.
В ней все усиливалось безотчетное тягостное чувство, что она обманывает и учителей, и подруг и теперь не имеет права смотреть им прямо в глаза, словно в ее жизнь вползло что-то темное и нечестное. Она все время боялась, что кто-то увидит ее входящей в церковь или выходящей из нее, об этом станет известно в школе, и на совете дружины ее с позором выгонят из пионерского отряда, будут упрекать в двоедушии и изменничестве. Каждый раз, входя в церковь, она, пугливо оглядываясь по сторонам, старалась как можно быстрее проскользнуть, добраться до узкой крутой лестнички, ведущей на хоры, и только там, в душной полутьме, стоя бок о бок с Анной, успокаивалась - здесь ее никто не мог увидеть и узнать.
За перилами хоров, внизу, сотнями огоньков горели свечи, стояли согбенные и коленопреклоненные фигуры, оттуда доносились возгласы отца Александра, дьякона и псаломщика, запах ладана и расплавленного воска. Иногда внизу плакали, если отпевали покойника; тогда Кате было ужасно тяжело и страшно - это напоминало похороны мамы и все, что было связано с самым тяжелым в Катиной жизни временем.
Иногда венчали молодых, и Катя смотрела сквозь балясины перил с удивлением и негодованием: ведь венчающиеся - молодые советские люди, зачем им все это нужно, зачем они явились сюда? И тут же думала, что и сама она хороша: зачем поет в церковном хоре? Крестили малышей, окунали их в большую серебряную купель, и они бились, кричали и визжали, касаясь воды,- наверно, вода была не очень-то теплая. И всегда при таких крещениях Катя со страхом и отвращением вспоминала разговор Натальи Петровны с игуменьей о необходимости крещения для каждого человека, если он не хочет после смерти целую вечность гореть в какой-то огненной геенне... И как это могла та девушка, о которой рассказывала игуменья, полезть голой в купель? Стыд-то, стыд какой! Трудно, невозможно было себе это представить...
Радости ей пение в церковном хоре почти не доставляло. Вначале ей показалось церковное пение очень красивым, но очень скоро почувствовала его однообразие, уныние... Скучно было смотреть на согбенные спины, старые лица. Нет, не возносилась ее душа «к богу», как говорит Егорушка. После церковной службы надолго оставался в душе осадок чего-то неприятного, чужого... Да и родимое пятно ее все также уродовало щеку. Какая ерунда все эти разговоры о чудесах, надежды на исцеление с помощью святого духа...
Утром, после воскресной службы, когда Катя вышла из дому и направилась в школу, на улицах было еще совсем малолюдно и глухо. Густые синие тени лежали на снегу, а он все валил и валил с неба широкими, в ладонь, хлопьями, Морозило, и Катя, по привычке боясь простудить горло, уткнула нос в меховой заячий воротничок, пониже натянула на лоб пуховый платочек. Очень болела голова: легла-то ведь под утро.
В ушах все звучало протяжное церковное пение, колебался перед глазами зыбкий, трепещущий свет толстых, перевитых золотом свечей. Из всех углов церкви загадочно смотрели на нее немые лица святых.
И как ни хотелось Кате избавиться от видений прошедшей ночи, как ни отгоняла их от себя, стараясь думать о чем-нибудь совсем другом, они все плыли и раскачивались перед ней. Вдруг из массы слитых в одно безликое лицо молящихся возникла физиономия старухи с открытым ртом и поднятыми к своду церкви сияющими глазами, надвинулась величественная фигура отца Александра в блестящем парчовом одеянии, мелькнуло утомленное, в мелких капельках пота бледное, отрешенное лицо Анны... Со всех сторон теснились вокруг Кати эти призраки, ей было и душно и страшно. И всё звучали и звучали в памяти торжественные и непонятные слова.
Призраки и музыка не отставали, преследовали ее до самых дверей школы, и только тогда, когда Катя вошла в залитый ярким светом вестибюль и смешалась с ребятами, толпящимися у раздевалки, ночные видения выцвели, поблекли и отступили. И у Кати стало сразу так спокойно и хорошо на душе. С радостью и облегчением она снова почувствовала себя частицей привычного ей школьного мира, с его обычными радостями и мелкими неприятностями,- мира, где все ей было понятно и близко.
В школе тоже готовились к встрече Нового года. В вестибюле высилась большая, убранная канителью, белоснежной ватой и разноцветными лампочками, елка - свежая, пушистая, еще пахнувшая морозным зимним лесом. На стене, прямо у входа, пестрело красиво нарисованное объявление:
«Друзья! Приглашаем вас на новогодний вечер и елку».
Ах, если бы в школе был хор, если бы кто-то заботился здесь о самодеятельности, с какой радостью Катя спела бы на этом вечере своего любимого «Орленка» или «Пусть всегда будет солнце»! Правда, после смерти мамы, когда она доходила до слов «Пусть всегда будет мама», она не могла сдержать слез...
И ей вдруг опять так захотелось вернуться в старую школу, увидеть Андрея Степановича, ребят из хора и пусть даже невидимкой присутствовать на спевке.
Катя разделась и, отогнав ненужные мысли, поспешила в класс. Наступал последний перед зимними каникулами день занятий, и она вспомнила, что учителя объявят сегодня отметки за вторую четверть.
Кате не терпелось узнать, что же у нее будет по математике. Последнюю контрольную она написала на «четыре», а за устный ответ получила твердую пятерку. (Первая в жизни хорошая отметка по математике за четверть - вот что значит подготовка Мишука.)
Если Мишук все-таки приедет в гости, как пишет Алеша, и узнает об ее успехах,- вот удивится и обрадуется!.. Обязательно скажет: «Видишь, я же говорил, ты не какая-нибудь тупица, а просто лентяйка, поэтому и получалось скверно». И весело посмотрит своими коричневыми, немного раскосыми и блестящими, как у тети Вари, глазами.
Повеселевшая, уверенная в себе, Катя вошла в класс. Все-таки она понемногу привыкает к своим новым товарищам. И в классе этом есть хорошие ребята. Вот только Костиков... Впрочем, Василий Иванович прав - на него можно и не обращать внимания.
Почти все уже были в сборе и стояли тесной кучкой у окна, что-то горячо обсуждая. Но когда Катя появилась в классе и громко сказала «здравствуйте», ребята почему-то неловко замолкли. Никто ей не ответил, и все как-то странно на нее глядели, словно увидели впервые.
Катя сжалась от тревожного предчувствия беды. Прошла на свое место, положила в парту портфель, оглянулась. Может быть, ей показалось, что на нее так странно смотрели? Нечаянно взгляд ее упал на доску. Она побледнела и опустила голову. На доске была нарисована девочка с косичками, с меловым пятном на щеке. Дырка широко открытого рта, и над головой венчик нимба. По бокам пририсованы крылышки. И подпись: «Святая Катерина».
Катя сначала рванулась к доске, потом к двери, хотела убежать, но в коридоре уже слышались знакомые шаги. Чувствуя, как подкашиваются ноги, Катя села за парту.
Первый урок - литература. Как всегда, бодрым, торопливым шагом в класс вошел Василий Иванович, бросил на стол свой объемистый, видавший виды портфель и, потерев руки, весело сказал:
- Дорогие мои друзья! Поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю, как говорится в таких случаях, и учиться хорошо, и жить весело...- Он обвел глазами класс, и взгляд его потеплел, когда остановился на Кате.
И вдруг учитель по каким-то неуловимым признакам, в которых и сам не мог бы дать себе отчета, почувствовал в классе неладное.
Оглянулся на доску - источник многих его обид; может быть, он снова ожидал увидеть там двугорбого верблюда в очках, кто знает.
Близоруко прищурившись, долго и пристально рассматривал рисунок, стараясь понять его смысл.
- Дежурные, сотрите эту гадость! - резко приказал он, наконец, оборачиваясь к классу.- К сожалению, в нашем классе есть не только святые...- Он, не договорив, словно о чем-то внезапно догадавшись, пристально взглянул на Катю,- та сидела помертвевшая, с меловым лицом.
В этот день Василий Иванович ничего нового объяснять не стал. Нахмурившись, склонился над журналом и стал вызывать учеников, которым не успел еще выставить четвертную отметку.
Катю он спросил еще на прошлом уроке и поставил ей пятерку. Сейчас она сидела неподвижно, не слушая и не видя того, что делается в классе.
Мариша подложила ей записку, нацарапанную на промокашке; «Катя, это правда?»
Катя вздрогнула. Скомкала записку. Что могла она ответить? Как объяснить в двух словах, что с ней происходило? Она покачала головой и потупилась.
Мариша жарко задышала ей в ухо:
- Кать, я тоже говорю: не может быть. И с чего они взяли? Какой-то церковный хор! Это все Костиков выдумал! Я так им и сказала: «Я дружу с Катей и никогда не слышала, чтобы она в церкви пела... Разве это возможно?» Ну скажи, что это неправда!
Василий Иванович постучал карандашом по столу:
- Разговоры...
Катя опустила голову. Снова одиночество, снова одна...
Девочки так и промолчали до конца урока.
На переменке Мариша ни о чем больше Катю не спрашивала, не допытывалась, но между подружками словно выросла невидимая стена.
Такой же невидимой стеной Катя чувствовала себя отгороженной от всего класса. Никто ни о чем не расспрашивал ее, но она всем своим существом ощущала - ребята смотрели на нее недоброжелательно и с осуждением.
Во время большой перемены, когда Катя вышла в коридор и в одиночестве встала у окна, кто-то тронул ее за плечо. Она стремительно обернулась: перед ней стоял Василий Иванович.
- Как дела, Катюша? - дружески спросил он. Серые внимательные глаза глядели из-под седеющих бровей испытующе и, как показалось Кате, тоже осуждая.
Катя пожала плечами и потупилась. Они помолчали.
- Вот что: после уроков домой пойдем вместе, нам ведь по дороге,- сказал Василий Иванович, когда на первом этаже привычно задребезжал звонок.
Но после уроков Катя не стала дожидаться учителя. Еще до конца урока она сорвалась с места и опрометью бросилась в раздевалку. Нет, ни за что, ни о чем не станет она говорить с Василием Ивановичем! Чем он сможет помочь ей? Как объяснить, что ей так хочется петь, что она просто не может жить без пения... И потом, как признаться, что, когда пела в церкви, в душе рождалась какая-то смутная тень надежды на чудо... Неведомое чудо, посланное богом, другим ли каким-нибудь таинственным существом, которое, быть может, снимет проклятие ее жизни...
У самого дома Катя столкнулась с почтальоном тетей Шурой. Катя старалась не пропускать прихода почтальона. Все ждала весточки от брата и тети Вари. А после той истории с письмом Алеши она попросила: «Теть Шура, если на мое имя будет письмо, прямо в руки мне и отдавайте». Тетя Шура с удивлением покосилась, но сказала: «Что ж, почта - дело святое. В руки так в руки».
Тетя Шура у всех была желанной гостьей. Подходя к каждому дому, она вытаскивала из своей необъятной сумки пачки радужных поздравительных открыток. Люди могли весь год не переписываться, но на Новый год обязательно посылали друг другу приветы и поздравления. И Катя в эти дни очень ждала весточек от Алеши и Миши, от Люси и Веры. Алеша ведь писал, что Миша хочет ее повидать. И сейчас, увидев тетю Шуру, Катя глянула на нее с надеждой. А тетя Шура, приветливо кивнув, уже копалась в своей сумке.
- Держи, радуйся! - сказала она, подавая Кате письмо и две открытки.
Катя быстро глянула на адреса и покраснела от радости. От тети Вари, от девочек, от Клавдии Семеновны... Значит, все помнят ее!
- Спасибо, тетя Шура!
Перебежав дорогу, Катя вошла в аптеку, торопливо надорвала конверт и первым делом принялась читать послание от Варвары Сергеевны.
«Дорогая моя девочка! - писала Варвара Сергеевна.- Мы с Мишей от всего сердца поздравляем тебя с Новым годом и, как водится в этом случае, желаем всего самого хорошего в жизни: добрых друзей на новом месте, хорошей учебы, здоровья, желаем, чтобы золотой твой голосок креп и развивался. Надеемся, что в новой школе тебе неплохо и ты уже перезнакомилась с ребятами и девочками и нашла новых друзей.
Миша говорит, что в классе тебя часто вспоминают, а Полина Федоровна все беспокоится, как у тебя сейчас с математикой. И Миша волнуется - справляешься ли ты. Ведь у вас во втором полугодии уже начнется алгебра.
Нам надо обязательно повидаться. И я и Миша очень соскучились по тебе и Алеше. Миша приедет к тебе в Залесск на каникулы. Надеюсь, ты уговоришь тетку отпустить тебя к нам погостить.
Недавно я в Москве проходила практику в Институте врачебной косметики и хирургии и могу сообщить тебе такое, что должно тебя обрадовать. Присутствовала я на операции удаления родимого пятна у одной девушки. Ее замечательно оперировали. Когда сняли повязку, остался совсем маленький шов, да и тот скоро зарастет и виден не будет. Так что есть надежда, что со временем и тебе можно будет сделать операцию. Я уже говорила профессору, и он обещал тебя посмотреть.
Что же еще у нас нового?..» Дальше Катя читать не могла. Неужели есть надежда? Неужели она освободится от пятна?! Ведь и раньше она слышала, что делают такие операции. Но не верила, не могла верить! Какое было бы счастье!..
Катя уронила письмо, рывком подняла и быстро поцеловала его. Она задыхалась от радости, ей хотелось громко, во весь голос запеть!..
Неприятности сегодняшнего дня сразу куда-то отодвинулись, показались не такими уж серьезными и угрожающими.
Продолжение читать здесь
Родимое пятно
Trackback(0)
 |
«Святая Катерина»
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed