|
8
По городу петлял «Запорожец» с Феодосием за рулем. Феодосий искал институт ветеринарии.
В подгородных селах это иногда практикуется: если заболеет животное, которое очень ценит хозяин, он привозит специалиста со степенью и званием. Некоторые профессора и доценты (доцентов, правда, приглашают реже) на этом хорошо зарабатывают.
В конференц-зале ветеринарного института проходило общественное мероприятие - читалась лекция о «семейных отношениях в зеркале психологии». В гостях у ветеринаров с этой лекцией был профессор Семенов, признанный специалист по данной проблеме. В подъезде Феодосий обхаживал вахтера, а профессор как раз закончил лекцию.
- В этой записке меня спрашивают, как моя наука - психология - смотрит на будущее семейных отношений,- говорил этот тучный здоровяк.- Я лучше скажу, как смотрю лично я. Семья - изобретение не идеальное, не окончательное. Отсюда вывод: обвинять, если что, надо не жену или там мужа, а само это несовершенное изобретение. Другими словами, я призываю вас к спокойствию. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие.
Он торопливо собрал бумаги.
- Вот он, твой профессор,- сказал Феодосию вахтер, увидев летевшего вниз по лестнице профессора.
- Он точно - по молодняку?
- Точно-точно!
Выскочив из подъезда, профессор кинулся к будке телефона-автомата, Феодосий - за ним.
- Две копейки,- незряче протянул к нему руку профессор.- Умоляю!
Довольный Феодосий пошарил по карманам, нашел монетку.
- Это ты? - набрав номер, ревнул в трубку профессор.- Явилась наконец? У подруги? Трое суток у подруги? Глубокое погружение в японский язык? Тебе мало английского, немецкого? Ну, да, прошлый раз ты погружалась в хинди. Тебе и хинди мало?!
Бросил трубку, вышел, не сознавая себя. Феодосий потянул его к машине.
- Теленок у меня заболел - такая история. Осмотреть надо. Не обижу!
- Трое суток у подруги! - Садясь в машину, профессор бормотал о своем.- Глубокое погружение в японский... Пошлейшее, банальнейшее вранье!
Феодосий дал газу.
- Куда мы едем? Кто вы такой?
- Полтора часа, и мы на месте.
- А-а... Моя консультация дорого стоит.
- Не обижу!
- Когда ей двадцать пять, а тебе за полсотни, мало брать нельзя,- оправдывался профессор.
Феодосий спешил. Не говоря о теленке, вот-вот могли выпустить Валериана Сергеевича, и тот, конечно, сразу же хватится машины.
Действительно, инцидент с проникновением скрипача в запретную зону был уже исчерпан.
- Куда пойдешь? - Майор по-дружески провожал Валериана Сергеевича.
- Даже и не скажу. Я ведь теоретически все знаю: как ловить налима, щуку - по справочнику изучил до тонкостей. Все знаю, а так до сих пор и не пробовал. И не ездил никуда, только по картам ползаю. В Беловежскую Пущу, на Памир к якам, в Теберду сползаю - и спать.
- Прижала она тебя.
- Худеть надо - зудит.
- Мой тебе совет,- сказал майор, - Брось ты эту свою Ремозануду, брось! В селе бабу не найдешь? Найди бабу с хозяйством, женись, приобщайся.
- Советуете? Вы волевой человек, я сразу почувствовал.
- Затем и подзадержал тебя. Нет, думаю, этого мужика надо подзадержать!
Не найдя машины. Валериан Сергеевич направился в село, где в собственном доме Людмилы Петровны ее терроризировала Ремонаида.
- Где он? Где мой муж? У него, думаешь, что-то к тебе есть? Это я его к тебе направила - «Кристину» чтоб достал через тебя, дуреху!
- Уйдите! - стонала потрясенная хозяйка.
- Не пустишь тут ночевать, я под калиткой лягу. Пусть споткнется! Об меня он всегда споткнется. Я у него на пути!
На неминуемую встречу с этим треугольником и мчался наш герой. На заднем сиденье, прикрыв глаза, дремала, о чем-то мечтала или что-то вспоминала (поди догадайся!) жена профессора. Тот-таки не решился бросить ее одну в городе, и Феодосию пришлось за нею заехать. Это означало, что волей-неволей он должен будет завезти ее к себе домой.
Профессор расспрашивал Феодосия про его здоровье, про отца с матерью и дедов с бабками, особенно интересуясь почему-то тем из них, который всегда обедал на лоне.
- До него мне далеко, - говорил Феодосий. - Детей вот хотелось бы заразить маленько.
- Понимаю. А вот такого чувства не имеется: кто-то за вами следит, преследует, вам кажется, что?..
- Без «кажется» следят.
- Понятно. И вы с детьми прячетесь в лесу. Чем хотите их заразить?
- Умом.
- А ум - в лесу. Понимаю...
- В лесе, в поле, в реке - везде ум.
- В реке?! - встрепенулся профессор.-Слушайте сюда. В реке ума нет! Я знаю. Забудьте и думать. Поселять детей в реку нельзя. Бесполезно.
Вы меня поняли? В реку - нельзя! На дне - глупость. На дне реки дети заразятся глупостью.
Он почему-то очень взволновался и потребовав ехать быстрее.
Они уже были в виду села, когда Валериан Сергеевич пришел к Людмиле Петровне.
- Будет вам «Кристина», будет,- с презрением встретила его Людмила Петровна.- Сгиньте только. Вместе с вашей супругой!
- Прочь! - Вдохновленный майором, Валериан Сергеевич твердой рукой отстранил метнувшуюся к нему жену.- Лично мне, Людмила Петровна, эта «Кристина» и не была нужна. Вот так! Мне тут играть в одном месте пришлось. Человек плакал! Я поверил в себя. Могу! Понимаете? Все могу!..
- Та-а-к! - Ремонаида прислонилась к стене.
- Где твоя благодарность? - начала она спокойно.- Для кого я от своей жизни отказалась? Из кого артиста великого делала? Из-за кого страдала - скрипач не должен жить в сборной солянке? Чьих грязных черепах терпела? Кому ожиреть не давала? - голос ее повышался.- Я же автомеханик божьей милостью. На этой специальности я капиталы иметь могла бы! Меня завгаром уже ставили. Для кого сказала: «Нет»?! Для кого в делопроизводителях осталась на сто рублей? Для мужа, для скрипача - на глазах его держать, чтоб не лопал там в буфете что попало!..
В горницу вошли: Феодосий, профессор и жена профессора.
Всхлипывала на тахте Людмила Петровна, застыла у стены Ремонаида, перед ними двумя, оплывая, пылал Валериан Сергеевич. Мгновенно оценив обстановку, профессор подошел к маэстро.
- Садитесь! - С мягкой властностью усадил его на тахту, потом и остальных - кого куда.
- Сели? Очень хорошо.- Он потер руки, прошелся по комнате.- Что-то потемнело. Вам не кажется? Сумрак... Такой приятный легкий сумрак.
В сумерках так хорошо подремать, уснуть. Вы хотите спать. Тело тяжелое, веки слипаются, по телу разливается теплота, теплота... Вас ничто не мучит, вам хорошо. Вы спите.- Оглянувшись, он увидел скрипку.- Тот из вас, кто играет на скрипке, сейчас встанет...
Валериан Сергеевич встал, хотя глаза его были закрыты, как и у всех остальных. .
- Возьмет скрипку, сыграет что-то тихое, нежное, правдивое...
Учитель начал играть.
- Для начала, для разгона каждый из вас думает о том, где он провел последние трое суток. Последние трое... Последние трое суток.-
Профессор напряженно всматривался в жену.- Только об этом.
Внешне его юная жена расслаблена, плетьми свисают руки, но что касается воли - шалишь! Что-то звякнуло, щелкнуло - и все. Под ее черепной коробкой бедный профессор чувствует себя, как под пустой бочкой.
Профессор вытирает мокрый лоб.
- Вы очень хотите понять друг друга и сейчас поймете. Сейчас каждый подойдет к тому, кого любит больше всех...
Все медлят. Феодосий приоткрыл глаз, сурово мигнул тоже приоткрывшей глаз жене профессора: иди, мол, к нему, не мучай человека. Она встает, направляется к мужу. Он не верит своим глазам.
- Спасибо, радость моя, спасибо, горе мое! - целует ее в лоб.
Входит Манякин, его трудно узнать, он спал с лица, никого не замечает, кроме Феодосия.
- Ты вернулся, Феодосий? Дед у тебя, говорят, колдун был. Посоветуй мне что-нибудь, капель, может, каких дай... Все время думаю о вымени, неотвязно!.. Мне о хозяйстве надо думать...
Профессор без труда, одним мановением руки, усаживает изнуренного председателя и усыпляет.
- Мир для вас всех отныне прекрасен, все в мире правильно и прелестно.- Профессор смотрит в окно.- Сегодня первый день осени. Странно, но прекрасно: в первый же день осени летит снежок, легкие белые мухи.
- Снег? - вскакивает Феодосий. Ну, шабаш! - хватает за руку профессора.- Пошли в лес. Будя. Тебя телок ждет.
- Зачем я телку? Телку, насколько я понимаю, нужна телятница, ну, ветеринар...
- А ты кто?
- Только не ветеринар. Впрочем, жалею. - Профессор усаживает Феодосия, держит его за плечи.- Легкие белые мухи... По улице идет корова, за нею - теленок, за ними - два мальчика. Прелестная деревенская картинка,- удерживает рвущегося Феодосия.- Эта картинка войдет в ваши сердца, вытеснит все темное, пустое, поможет каждому найти себя, Мне почему-то кажется - Феодосию. Думайте о них! Если вы будете о них думать, я смогу сказать все, что вы о них знаете - если знаете... Так. Корову зовут Зорькой. Теленка - Пи... Пи... Да, пожалуй. Теленка зовут Пистолетом. Это - Ва... Валя? Ваня? Нет, это Вася. Это... Да они близнецы! Как прелестно! Близнецы Вася и Вова, да, и Вова,- Людмила Петровна, не открывая глаз, издает слабый стон,- гонят корову Зорьку и теленка Пистолета.
Феодосий вырывается и бежит на улицу. Все, как и описал профессор,- белые мухи, Вася, Вова, Зорька и Пистолет.
Феодосий подбегает к теленку.
- Оклемался? Не совсем? Ну, ничего,- поворачивается к высыпавшим во двор профессору, его юной жене, Людмиле Петровне, Валериану Сергеевичу и Ремонаиде.- Дал я ему пожить на воле, дал! По-людски! Дал! Хоть одному,- встает, обнимает корову.- Покормила ты его... Ой, умница!
Людмила Петровна во всеоружии незабытых навыков профессиональной доярки обследует теленка: рот, живот, поднимает ему хвост.
- Должен оклематься,- заключает она и вскидывает глаза на детей.- Куда же вы смотрели? Что молчите? Кто ж так любит своего отца, кто?!
Такой написался у меня конец, но я не сказку сочиняю, и потому должен открыть, что тут от меня, а что - со слов сначала Манякина, потом остальных, включая и профессора Семенова. Что касается его жены, то поговорить мне с нею наедине он не дал, а добиваться свидания втайне от него я не стал: с человека и так хватит. В том, как каждый из них передавал мне эту историю, присутствовала сбоя сказка, отчего, собственно, я счел себя вправе дать и свою.
Профессорское чтение в мыслях Феодосия, например,- это сказка Манякина. Игра Валериана Сергеевича в состоянии гипноза - сказка набивавшего себе цену профессора. Гипнозом он владеет действительно блестяще, но в тот раз (тут, между прочим, я верю Ремонаиде) обошелся без него. Строго говоря, моя собственная сказка - только то, что в разгар сцены с «гипнозом» на улице появились близнецы с Зорькой и Пистолетом. На самом деле корову с бычком ив леса вывел, когда полетели первые белые мухи, сам Феодосий: теленок не лосенок, он, к сожалению, не может жить в лесу круглый год; лоно природы - вещь прекрасная, да не для него. Феодосий пересек с ними луг, прошел, направляясь к ферме, по селу. Для многих в этом торжественном, победительном проходе был сплошной смех, а для Феодосия, как и во всяком возвращении к прозе жизни,- грусть.
- Мы его, конечно, обсудили и все, что положено, вычли из зарплаты,- рассказывал Манякин,- но и он не остался в долгу. Напустился на доярок и телятниц: лентяйки, растрепы, скота не любите и не уважаете, от таких, как вы, всех коров с телятами надо увести! Даже заплакал. Мы воспользовались этим для проведения воспитательной работы на ферме.
Человек практики, более глубокую философию на этом, не совсем, по-моему, мелком месте Манякин оставил мне, и вот она, из всех участников нашей историк самый современный человек, конечно, Феодосий. Ни жене, ни детям он ничего не навязывал. Вместо того чтобы взять жену за волосы (обвернуть ими руку, как выразился один умелец лет восьмидесяти), Феодосий решил иначе: ты живи по-своему, а я буду по-своему, мы равны. Поведение самое что ни на есть современное, оно даже во многом из будущего. Тут для меня главное, потому что при другом поведении и настроении Феодосия у него была бы другая жена и не было бы нашей истории.
Человеком своего времени он был и в том, что угон частной машины его смущал, к сожалению, больше, чем угон казенной коровы с теленком. При ином отношении Феодосия к общей собственности наша история не вышла бы за ворота усадьбы Никитиных.
Вообще, несмотря на то, что «Год теленка» похож на чужеземный «Год зайца», я на каждом шагу узнавал свою страну и свое время, убеждаясь, что все это, как говорится, могло случиться только у нас.
Возникает также и вопрос: почему Феодосий оказался человеком более современным (в моем, конечно, понимании), чем его жена? Феодосий мужчина, и быть самим собой ему легче, чем Людмиле Петровне. К нему с призывом «Будь джентльменом!» пока особо не пристают, а ей «Будь дамой!» уже прожужжали уши. Стать настоящей дамой, когда на тебе и хозяйство и сельмаг с его планом товарооборота, неподъемно. Бросать службу она не хочет («Работа для меня все!»), но и отказ от хозяйства мало что решает. Свободное время, конечно, появляется, но тратить она его может пока только на бирюльки, и жизнь ее становится наполовину пустой. У Феодосия подход другой: лучше жить совсем без досуга, как деды-прадеды, чем заниматься пустяками. Таких, как он, мало, но они есть и будут, и они-то, наверное, первыми и научатся, когда придет срок, с толком жить не только в рабочее, но и в свободное время.
Феодосия не случайно потянуло в лес, где-то в этом направлении, я думаю, он уже начал нащупывать свой путь. Европейско-американское запоздалое почтение к нетронутой природе, подхваченное отечественными модниками, тут ни при чем, до него оно еще не докатилось.
Зато был пример деда, всю жизнь обедавшего на лоне... И все-таки насущные проблемы этого села еще не здесь - не в том, что техники много, а природы мало. Начав свой рассказ с того, что у него в селе тоже был свой «Год зайца», патриотично настроенный Манякин не зря потом соскользнул на тон, в котором легко было уловить: «Нам бы эти заботы!» - эти, а не те, например, которые возникают, когда ему командуют сеять «того - столько, того - два раза по столько».
Семья Никитиных не распалась, Феодосий исправно пасет коров, Людмила Петровна хлопочет о выполнении плана товарооборота. Из Васи и Вовы скрипачей не вышло и выйти не могло: слишком поздно они начали. Узнав об этом, Людмила Петровна была очень сконфужена. Но их увлечение музыкой не прошло, в доме я видел аккордеон.
Вымороченное Людмилой Петровной поголовье крупного и мелкого скота восстановлено было не полностью, держат только свинью и сколько-то птицы. Полное восстановление поголовья у Никитиных - это единственная сказка, которой я не могу себе позволить: меня засмеет и перестанет, бывая в Москве, ко мне заходить Манякин, чьи усилия по увеличению количества содержащегося в личных хозяйствах скота пока не увенчались заметным успехом.
Журнал «Юность» № 6 июнь 1982 г.
Год теленка
Trackback(0)
 |
Год теленка часть 8
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed