Через час меня вызывают к хирургу. Вместе с молодым голубоглазым лейтенантом я иду к дому с мезонином. Возле него на расчищенной дорожке следы санных полозьев и конский помет.
- Этой ночью привезли много тяжелых, я не спал,- говорит лейтенант,- А тебя тоже сегодня?
- Под утро.
- Лупят нашего брата, - вздыхает лейтенант.- Техника у них, подлецов, богатая, я насмотрелся на их технику.
- Где?
Он перчаткой смахивает с валенок снег и поднимается на крыльцо.
- По долгу службы... Получше обмети валенки, а то Наджарова выставит за дверь.
В передней, скинув шинели, мы садимся на скамью. Впереди нас трое. За перегородкой слышатся женские голоса: один - уверенный, строгий, другой - высокий, потише. Им отвечает скрипучий бас. Пахнет, как во всякой амбулатории, йодом, спиртом и еще чем-то, может быть, человеческой болью.
Из-за перегородки, в двери, занавешенной простыней! появляется рослый капитан, за ним - девушка в белом халате. У нее мальчишески широкое, миловидное лицо с большими серыми глазами
- Есть вновь поступившие? Я поднимаюсь.
- Проходите.- Девушка пропускает меня вперед, придерживая край простыни на двери,
В прохладной комнате около окна стоит высокая, статная, совершенно седая женщина в белом и потирает ладонь о ладонь. Догадываюсь, что это и есть знаменитый в нашей дивизии хирург Наджарова.
- Снимайте гимнастерку и садитесь, - приказывает девушка.
Стаскиваю одной рукой гимнастерку и нижнюю рубаху - другая рука перемотана и привязана к шее - и сажусь на табурет. Девушка ловкими кругообразными движениями освобождает меня от бинтов. Наджарова подходит ближе.
- Как вы попали на фронт? Вы же совсем мальчик, - неожиданно ласково говорит она мне.
Пожалуй, это она зря: мальчика уже давно нет.
Мне, конечно, безразлично, как отнесется к такому определению девушка, но все-таки неприятно... Отвечаю, что пошел сам.
Девушка быстро и безжалостно отдирает прилипшую к ране марлевую накладку.
- Наверное, после десятилетки? - Наджарова осматривает, затем ощупывает руку.- Нина у нас тоже добровольцем пошла из фронт, она у нас молодец, смелая и школу окончила отличницей.
Попросив ее подать какой-то инструмент, Наджарова снова обращается ко мне:
- Вы тоже уралец?
- Нет, я вологжанин.
- И уже успели стать командиром?
Она просовывает в рану что-то длинное, твердое - это причиняет нестерпимую боль... «Настоящий палач»,- думаю я про нее.
- Я не командир, я переводчик...- Пытаюсь терпеть. но голос выдает меня» - И по совместительству адъютант...- Чувствую, что от боли глаза лезут на лоб.- А до этого был... артиллерийским разведчиком...
Нина подносит к моему носу склянку с нашатырем.
- Ну, разведчики молодцы, умеют терпеть, - спокойно произносит Наджарова.- У нас здесь есть один... Нинина симпатия.
- Неправда,- говорит Нина. Я готов заорать от боли.
- Вот и все,- объявляет Наджарова.- Все, что надо, вынули, почистили, теперь будете поправляться... А ты не криви душой,- прибавляет она сурово, полуобернувшись к Нине,
Она идет к умывальнику. Нина делает мне перевязку. Я сижу обессиленный и обмякший, как вытряхнутый мешок.
- Следующего,- говорит Наджарова.
Сейчас я замечаю под ее глазами густую синеву. Я прощаюсь.
- Придете послезавтра,- говорит мне Нина. - Не забудьте.
И вызывает следующего.
Журнал «Юность» № 6 июнь 1963 г.
Люди остаются людьми
Trackback(0)
|