На мое счастье, у спуска в овраг я наталкиваюсь как раз на Худякова. Он сразу замечает, что я ранен.
- Сильно?.. Куда?..
Сняв с моей шеи автомат, Худяков вынимает из полевой сумки перевязочный пакет и туго перетягивает простреленную руку поверх шинели.
Потом молча идет со мной в конец оврага, где стоят наши лошади.
- На перевязочный, - приказывает он ездовому. - Если нужно, в санбат.
- Спасибо,- говорю я каким-то не своим голосом. Мне больно.
- Подожди.- Худяков шуршит карандашом в блокноте и выдирает листок, - Это отдашь комиссару медсанбата. Поправляйся.
Кошевка выбирается из оврага и мчится к лесу. Позади остается догорающая деревня, шум боя.
На перевязочном пункте в лесной сторожке рану промывают, перевязывают. Пуля пробила мягкие ткани плеча и поцарапала кость. Поскольку кость все-таки задета, ранение считается серьезным.
Свободных подвод на пункте нет, все в разгоне. Боль донимает, и я прошу своего ездового везти меня в медсанбат.
Через час мы на месте. Уже рассвело. Падает мягкий чистый снежок, и деревенька, куда мы попадаем, кажется очень мирной, очень далекой от войны. Кругом так тихо, что делается немного не по себе и будто чего-то не хватает.
Мы высаживаем у околицы двух попутчиков, подъезжаем к дому, где принимают раненых командиров, я отпускаю ездового. Худой, с воспаленными глазами и землистого цвета лицом человек вертит в руках бумажку, написанную в темноте Худяковым.
- Вы кто по званию? - спрашивает он.
- Военный переводчик второго разряда.
- Это такое звание? Первый раз слышу... А должность?
- Тоже переводчик и по совместительству адъютант командира полка.
- Ничего не понимаю... вы средний командир?
- По-видимому, да.
- Гм. По-видимому. Ну, хорошо. Отправляйтесь в палату начсостава, третий дом справа... По-видимому!
Несколько растерянный, ухожу. Откуда я знаю, какой я командир и какая разница между званием и должностью? Я думал, что это приблизительно одно и то же - пост, звание, должность...
В тихом, чистеньком домике мне отводят место на полу у окна. Я осторожно снимаю шинель, меховую безрукавку, валенки, раздеваюсь до нижнего белья и, несмотря на ноющую боль в руке, тотчас засыпаю.
Просыпаюсь от громких голосов и усилившейся боли.
- Обедать-то, по крайней мере, будете? - говорит приятный, бархатистый голос.
Поворачиваю голову. Облокотившись на подушку, на меня смотрит сосед, молодой мужчина.
- Вы меня? - говорю я.
- Вас.
- А что, уже обед?
Гляжу на часы. На ремешке засохшая кровь. Стрелки показывают пять минут первого. Прикладываю к уху - тикают. Здоров я спать!
Мне приносят полкотелка жидкого горохового супа и сухарь. На второе - полкрышки сухой пшенной каши. Поковырявшись в каше, возвращаю все санитару.
Сосед насмешливо-сочувственно следит за мной.
- Аппетита нет?
- Не проголодался, да и рука болит.
- Ничего, полежите здесь с недельку, аппетит появится. Еще какой аппетит! Познакомимся?.. Воентехник Иванов.
Пожимаем друг другу руки. Иванов здесь уже третью неделю. Осколок мины ранил его в бедро, когда он был в командировке на передовой. Да, да, в командировке, нечего удивляться, постоянно он работает в оружейных мастерских дивизии, это довольно глубокий тыл, во всяком случае, снаряды не долетают.
- Как же вам так не повезло? - спрашиваю я.
- Да вот так. Вообще не везет... Должны были эвакуировать в госпиталь, но на самолетах всех не эвакуируешь, берут лишь самых тяжелых.- Иванов сулит темные брови»
- А разве эвакуируют на самолетах?
- Конечно, Другие же пути сейчас отрезаны...
Так я узнаю страшную новость. Оказывается, мы окружены. Тот узкий коридор, который соединяет нас с главными силами Калининского фронта, насквозь простреливается немцами... Поразительно, что в тылу об этом известно, а мы даже в штабе полка в неведении.
Оглядываю палату. Обычная крестьянская изба, только пустая: вынесено вой все, вплоть до лавок. Раненые лежат на полу. Кое-кто тихо стонет.
- Невеселая картина,- говорю я.
- Да, невеселая, - отвечает Иванов.
Журнал «Юность» № 6 1963 г.
Люди остаются людьми
Trackback(0)
|