3.
Валерий остался сидеть в коридоре, в то время как Галицкий скрылся за дверью кабинета.
Вообще старший тренер вел себя здесь так, будто он - главное медицинское светило в институте, а все остальные, в том числе и академик Руденко и Скачков, попали сюда случайно.
Важность Галицкого подчеркивалась и торжественностью белого халата, сидевшего на нем с изяществом привычной лыжной формы, и этой суетой - забегали медицинские сестры, один за другим скрывались врачи за обитой черной кожей дверью, врачи, казавшиеся Скачкову сплошь профессорами и академиками.
«А если плюнуть на всех - и на Галицкого, и на академика - и уйти?! Пусть Александр Петрович сам обследуется! Он страсть как любит - ив молодости любил - ходить по врачам. Только почувствует, что гонка предстоит слишком трудной, и к врачу... Когда тебе кажется, что и здоровым до финиша не доберешься, то уж больным всегда сказаться можно. Там потянул мышцу, там носом шмыгнул...»
- Товарищ Скачков, вас просят,- пропела ярко накрашенная медсестра.
Скачков шагнул в кабинет. За массивным старинным столом раздался добрый смешок, сразу расположивший Скачкова. Это было само - неповторимое, по мнению Галицкого,- медицинское светило мирового масштаба. «Академик лечит всех наверху»,- добавлял Александр Петрович и тыкал пальцем в потолок.
- Раздевайтесь, пожалуйста...- сказал хозяин кабинета.
Снимая одежду, Скачков окинул взглядом комнату. Вот Галицкий в окружении белых халатов. Скачков обратил внимание на вымученную улыбку старшего тренера и подмигнул ему.
Когда, раздевшись, Валерий встал перед академиком, тот восхищенно сказал:
- Таких надо показывать в качестве образца идеально здорового человека. Надеюсь, мы с вами недолго пробудем вместе.
- Значит, могу уже одеваться? - съехидничал Скачков.
Академик снисходительно улыбнулся:
- Стоит ли так торопиться? Предлагаю познакомиться поближе.
Осмотр шел быстро и в полной тишине. Валерий был уверен, что молчание нарушит Галицкий. Он даже тихо засмеялся, чем вызвал удивленный взгляд академика, когда Галицкий сказал:
- Здоров парень, не правда ли, Георгий Филиппович?
Тот не ответил. Подошел к своему креслу, плюхнулся в него, вытянув ноги под столом, и с нескрываемым удовольствием еще раз посмотрел на Скачкова.
- Спасибо. Одевайтесь. Могу вам только обещать, что анализы сделаем самые обстоятельные и в соответствии с просьбой Александра Петровича по возможности в самое кратчайшее время...
- Надо ехать в Америку...- поддакнул Галицкий. Руденко поморщился, но так, что увидеть это смог лишь Скачков, и обратился к пациенту, словно остальных в комнате не существовало:
- Дорогой мой, мы с вами немножко полежим. О лечении, естественно, речи нет. Возможно, и не будет. Но провериться надо. Не исключено, что результаты анализов - я не имею оснований им не доверять - отражают некий процесс, вызванный повышенными нагрузками. Или иными чисто временными причинами. Но при любых обстоятельствах провериться следует.
Руденко включил селектор:
- Геннадий Ефимович, примите больного Скачкова. На третий этаж... В мой сектор...
При слове «больной» Скачков невольно скривился, и это не укрылось от Руденко.
- Дорогой мой, «больной» - чисто терминологическое понятие. Ваш тренер окажись на вашем месте, был бы для меня таким же больным. Все. Можете пройти в приемный покой.
- Но я не готов - ничего не взял с собой! Не думал, что так сразу...- Скачков растерянно посмотрел на Галицкого, но тот отвернулся, будто и не слышал слов Валерия.
Руденко кинул взгляд в сторону Александра Петровича и, подавив в себе что-то, обаятельно улыбнулся Скачкову.
- Хорошо, соберитесь. И после обеда, захватив вещи, к Геннадию Ефимовичу. Вот с этим.- Он чиркнул ручкой с массивным золотым пером несколько малопонятных знаков, которые никак нельзя было принять за буквы, и протянул записку Скачкову. На листке стояло типографски исполненное «Руденко Г. Ф.». И никаких титулов. Расстались, как старые добрые знакомые.
- Ну, вот и ладушки! Главное сделано! - с наигранной веселостью проговорил Галицкий.
- Сбагрил меня?! Чижику дорогу открыл?! Не торопишься ли старший тренер?!
- Ты больной, как сказал академик. И потому как больному хамство тебе прощается. А в Америке я тебе и одного промаха не прощу, ни одного проигранного метра...
Они спускались по широкой мраморной лестнице. Мимо, вверх и вниз, сновали люди в белых халатах, по углам «пижамники» шептались с людьми, одетыми обычно, но здесь, в стенах больницы, казавшимися инопланетянами.
- Я тебя подвезу. Хочешь, я за тобой и потом заеду?
- Нет, спасибо. У меня как-то нет на сегодня никаких особых дел. Сложить пожитки холостяку, тем более больничные...- Скачков подчеркнул это слово насмешливой интонацией, отчего Галицкий даже передернул плечами, -...и вовсе пустяк. Доберусь сам.
- В таком случае я к тебе завтра заеду. После тренировки, конечно.
Галицкому не стоило упоминать о тренировке: поднимавшееся было настроение Скачкова рухнуло.
Сели в машину Галицкого и молча ехали до самого скачковского дома, как молча ездили иногда с Катей, и казалось, что и говорить-то уже не о чем...
- Не заворачивай. Я сойду на аллее, - сказал Валерий в пространство.
Едва Скачков хлопнул дверцей, Галицкий рванул с места так поспешно, будто был счастлив избавиться от своего пассажира. Валерий проводил машину тренера долгим и тоскливым взглядом - не навсегда ли тот уезжал из его жизни?!
«Если бы меня спросили, что случилось,- с еще большей тоской подумал он,- я бы ответил: «Случилось все!»
Дома Валерий лег на диван с намерением проваляться до того самого момента, когда приспеет собираться в больницу. Но не выдержал и нескольких минут. Когда лежишь в ожидании неотвратимо надвигающегося - незнакомого, пугающего,- слишком много мыслей лезет в голову.
Он встал, открыл старый, окованный медью, восемнадцатого века сундук с мелодичным звоном, возникавшим, когда поворачиваешь ключ.
Сундук он купил в комиссионном по случаю но тот вскоре пригодился. Валерий сложил в него свою спортивную экипировку - в первую очередь оружие и боеприпасы. Галицкий остался очень доволен, поскольку хранение спортивного оружия дома не поощрялось, а на крайний случай требовало именно таких окованных металлом или целиком железных емкостей.
Скачков повернул ключ, отпирая замки, и сундук громко, на всю квартиру, пропел свою булькающую мелодию. Купец, которому принадлежал когда-то сундук, вряд ли слыл меломаном - замок пел для безопасности: стоило забраться в сундук, как весь дом наполнялся звоном.
Прослушав мелодию, будто наслаждаясь ею в последний раз, Валерий вынул из сундука любимый карабин. Ложе отливало ярким желтым лаком. Вороненый ствол, изящный, как дирижерская палочка, тускло светился масляными боками.
Валерий привычно и бережно покачал оружие на руках. И зачем-то решил почистить, хотя оружие было недавно и тщательно смазано.
Однако не смог отказать себе в удовольствии не меньшем, чем сама стрельба.
Когда Скачков после тренировки или соревнований занимался смазкой, он, казалось, не просто убирал следы нагара из ствола, а словно изгонял из оружия сам запах былых выстрелов.
Валерий вынул затвор, обойму, снял защитную скобу над мушкой и диоптрический прицел... Протер аккуратненько. Снова покрыл смазкой.
Погонял шомпольчик по сверкавшему каналу ствола. Полюбовался игрой винтовых нарезов, ласкавших глаз идеальной геометрией. Так же медленно, не спеша собрал оружие и запер в сундук. Руки приятно пахли ружейным маслом.
Потом без всякого интереса поспешно побросал туалетные принадлежности, тренировочный костюм и первую попавшуюся под руку книгу в большую адидасовскую сумку. Оглядел комнату. Где-то в подсознании мелькнуло, что покидает ее надолго, и он тщательно запер входную дверь.
Журнал «Юность» № 10 октябрь 1986 г.
Высшая степень риска
Trackback(0)
|