|
20.
Скачков смотрел на Галицкого, который юлил, пытаясь говорить о чем угодно, только не о деле.
Собственно, все дело для Скачкова сводилось к тому, когда его выпишут Александр Петрович намекнул, что предстоит разговор с Руденко, и увел беседу в сторону.
«Надо же... Мой любимый старший тренер становится таким двуличным, что обе его натуры, доведись, могут вполне разговаривать друг с другом».
Галицкий забежал, как он сказал, в неурочный час, но Скачкову показалось, что он провел достаточно времени в стенах больницы: от него совсем не пахло снежной улицей.
«Никогда не верил, будто людям,- думал Скачков, глядя сквозь Галицкого, - интересны наши спортивные мелочи. Хоть что-то из того миллиона факторов, которые складывают понятие «спорт» Скажем, как затухает мышечная боль. Люди предпочитают воспринимать спорт в целом, как бы со стороны. Да и нами, звездами, не говоря уже о менее известных, они интересуются лишь в минуты триумфа, когда поднимаемся на пьедестал почета».
Взять того же Артамонова. Для него спирта как такового нет. Есть лишь знаменитые приятели, знакомство с которыми и составляет его отношение к спорту,
Мы и сами не всегда однозначны в своих суждениях о себе, о своем виде спорта. Далеко не сразу Валерий осознал, как сладостно мгновение, когда над головой разворачивается флаг твоей Родины и ты особенно остро ощущаешь что она и ты - одно целое. Не думал над этим, начиная заниматься лыжами. Когда его спрашивали о лыжах, он говорил: «Надевайте лыжи сами - это единственный способ познать их!»
- Совсем не слушаешь! - Галицкий тряхнул Скачкова за плечо.- Брось кукситься! Вчера прикидывали для тебя ускоренный - не скрою, очень тяжелый - график восстановления формы.
«График! Твой график напоминает список срочных дел, который я составил в прошлом году, - этим списком можно спокойно воспользоваться и сегодня, он будто только что составлен! Ты лжешь, тренер, мне не нужен никакой график тренировок! Ничто так не живуче, как ложь, вызванная страхом перед необходимостью что-то исправлять...»
Галицкий говорил горячо, но Валерий вновь ушел в себя.
«Сколько раз твердил: «Я могу это сделать! И я это сделаю!» Я люблю лыжи, кое-что знаю о них, чего не знает никто. Люблю быть на природе, оставаться один на один с самим собой, люблю ощущать слаженность собственных движений Лыжи - это форма моего существования. Это моя жизнь... Я провожу полгода на лесной тропе в одиночку, не думая ни о чем кроме тренировки. На лыжне каждая клеточка моего тела должна работать над совершенствованием и техники, и стиля, Такой концентрации воли и чувства не научит никто и ничто.
Можно быть отменным гонщиком и таким же стрелком, много тренироваться, любить соревнования и - проигрывать. Между тренировкой и гонкой - бездонная пропасть. В гонке всегда что-то сокрыто. В гонке ты должен каждый раз пойти дальше. Но где предел этому «дальше»?
Самое главное - знать свои слабости и уметь преодолевать их. Болезнь - это ведь тоже слабость? Значит...»
- Увидимся вечером, - дошли до него слова Галицкого.
- Вечером увидимся, - сказал Валерий и не двинулся, даже не посмотрел вслед старшему тренеру. «А зачем он, собственно, приходил?»
Журнал «Юность» № 10 октябрь 1986 г.
Высшая степень риска
Trackback(0)
 |
Высшая степень риска, часть 20
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed