10.
За ним явились сразу же, как только закончился обход. Незнакомая сестра безошибочно подошла к его койке и увела с собой. Скачков брел коридорами, пересек большой холл на первом этаже, а потом потерял ориентацию: они долго кружили среди тяжелых металлических дверей.
Наконец, он очутился в небольшой обшарпанной комнате, в которой, кроме вешалки и кресла, не было ничего.
- Посидите, пожалуйста,- сказала сестра и исчезла за тяжелой стальной дверью.
«Будто на морском судне. Задрают дверь: кричи не кричи - никто не услышит. А сам не выберешься».
Он сидел в одиночестве целую вечность и начал уже нервничать: в конце концов могли бы привести сюда, когда следовало!
- Раздевайтесь до трусов! - Голос из-за двери прозвучал неожиданно.
- Пройдите сюда,- раздалась следующая команда.
Скачков вошел в просторную комнату, заставленную гигантскими, похожими на космические, аппаратами, упиравшимися в потолок.
У белого стола с приборами и разложенным сверкающим инструментом сидели три женщины разного возраста. Они с нескрываемым любопытством и затаенной настороженностью осматривали стоявшего.
- Начнем,- сказала старшая.
Она подошла к Скачкову и, взяв его за руку, подвела к аппарату, состоявшему из огромных экранов, кубов и полусфер.
- Ложитесь на стол.- Она указала на белую простыню, покрывавшую ровную твердую доску.- Подушки должны оказаться под икрами и под шеей.
Скачков легко, как на гимнастический снаряд, вскочил на стол и уютно устроился в соответствии с инструкцией.
- Умница, - похвалила полная пожилая женщина - Сейчас мы вам введем фонирующую жидкость. Вы, пожалуйста, разговаривайте со мной о чем-нибудь, чтобы я могла контролировать ваше состояние.
Скосив глаза, увидел, как медленно разряжается колба шприца. Это было последнее, что он увидел. И женское лицо, склоненное над ним, и шприц, и сложные переплетения аппаратной конструкции, и свет разом померкли.
Очнулся Скачков от резкого запаха нашатыря. Три женщины в белых халатах кружили над ним: кто подносил тампон к носу, кто массировал руку, кто прощупывал пульс. Они облегченно вздохнули, заметив, что он пришел в себя. А полная тихо сказала:
- Слава богу! Напугал нас! Как самочувствие? Голосом, который бы он никогда не признал за свой, Валерий ответил, вяло ворочая языком:
- Отличное.
- Самое тяжелое позади. Теперь только съемки. Лежи спокойно.
Он кивнул. Говорить не хотелось. Вернее, не хотелось слышать странный собственный голос. Он ощущал холодок плоскости, на которой лежал. И ждал. Но ничего не происходило. Только время текло медленно-медленно. Даже подумал, что про него забыли.
«Что же это было? И все так перепугались, будто я концы отдал. Ничего себе, экспериментик!.. Без обследования я бы наверняка еще сто лет прожил, а тут от одного укола чуть не загнулся».
Он начал замерзать, когда старшая сказала:
- Вот и умница. Спасибо. Теперь все. Но не вставайте, полежите немножко.
- А если я тут замерзну?
- Не дадим.- Она засмеялась и укрыла Валерия кусачим оранжевым одеялом.
Стало тепло и приятно.
- Заснуть могу,- пошутил он.
- Спите. В палату вас все равно санитары отнесут.
- Что вы! Я сам! - Он сделал попытку подняться, но старшая положила ему на лоб свою мягкую теплую ладонь и сказала:
- Не надо, мой милый! У тебя странная реакция на фонирующую жидкость. Но ты молодец! Сразу видно, что со спортом в ладу.
Вошли два рослых парня с носилками в руках. Такие дежурили обычно на финише биатлонных трасс. Если кто-то зарывался и лез на бровях, не считаясь ни с формой, ни с трассой, и после финиша падал, они подхватывали, укутывали в плед и уносили в медпункт. За долгую спортивную жизнь Скачков ни разу не лежал на этих позорных, как он считал, носилках.
«Пожалуй, вряд ли бы добрался до палаты своим ходом. Неужели один укол какой-то дряни способен меня так легко сбить с ног?! Так зачем же я столько лет тренировал свое тело?!»
В палате Валерия встретили напряженным молчанием. Следили за каждым движением санитаров с особым участливым вниманием.
Переложили на кровать. А он был не в силах разомкнуть веки. То ли сон, то ли состояние, похожее на сон, сморило его.
Когда очнулся, то увидел, что на соседней кровати лежит худощавый мужчина средних лет с большими, глубоко посаженными черными глазами. Вокруг стояли почти все обитатели палаты. Новенький что-то рассказывал тихим голосом. И вдруг заметил, что Скачков проснулся.
Улыбаясь, дружелюбно сказал:
- Как спалось? Товарищи говорят, что вы сегодня прошли через все круги Дантова ада. Будем знакомы: меня зовут Романом.
- Валерий! - охотно откликнулся Скачков. Вспомнился собственный приход в палату, когда он даже не поздоровался.
«Могут же люди вот так... Входить, как в свой дом... С каждым встречным - будто с родным братом. На это особый характер иметь надо».
Соседи разбрелись по койкам, а Роман, осторожно повернувшись на бок, лицом к Скачкову, сказал:
- Меня тут приступ почечный прихватил. Почка, как волейбольный мяч, раздулась. Ночью совсем невмоготу.- Он говорил о своей болезни -
Скачков зримо представил себе, как раздувается почка,- будто о насморке. Нет, этот Роман положительно нравился Валерию. Пожалуй, как никто в палате. И тут же Скачков подумал, что толком, кроме Коленьки, ни о ком ничего не знает.
Потом к Роману пришла - не пришла, а тихо возникла рядом - жена: полноватая, с таким же, как у него, добродушным лицом. Он звал ее Дарьюшкой.
Она не суетилась, не ахала, не вздыхала, мало спрашивала мужа о самочувствии, больше смотрела и каждую минуту норовила, подобно Клаше Степановне, сделать для Романа хоть малость приятного: то одеяло подоткнет под спину, то соринку с тумбочки смахнет, то подушку поправит.
Временами лицо Романа искажалось от боли, и тогда он прикрывал лицо сухой пальцастой кистью, словно глаза уставали от света. А когда опускал руку, на губах опять держалась улыбка.
Скачков заметил, что, несмотря на разность обликов: Роман - худой и длинный, Дарьюшка - маленькая и полная, у него вытянутое мужественное лицо, у нее круглое налитое, - несмотря на это, улыбка одна, как бы общая. Такое случается с супругами, которые живут долго и ладно.
Скачков чувствовал себя лишним рядом с таким почти выставочным супружеским согласием. Хотелось уйти, но он не был убежден, что сможет встать. И потому, отвернувшись, притворился спящим. Однако на душе стало удивительно покойно - и это он понял безошибочно - лишь потому, что рядом такие вот Роман с Дарьюшкой.
Журнал «Юность» № 10 октябрь 1986 г.
Высшая степень риска
Trackback(0)
|