27.05.2012 19:01

Мы едим брюквенную похлебку, сидя в тени под каштанами. Мы угрюмо молчим. Жара усиливается, духота, а впереди еще пять часов беспрерывной гонки, побоев и, вероятно, новых убийств.

Как странно, что до войны мы почти ничего не знали о фашистских концлагерях: не было ни специальных книг, ни фильмов, за исключением «Болотных солдат». Надо бы кричать еще в ту пору, что такое Маутхаузен и Бухенвальд. Надо было сделать так, чтобы каждый человек на земле узнал хотя бы сотую долю того, что творится здесь, в Маутхаузене. И тогда злее дрались бы наши бойцы на фронте,

Я смотрю на лица товарищей. Все худые, темные, строгие - не лица, а лики. Многие сидят с закрытыми глазами, и все молчат: берегут силы. Это мы теперь болотные солдаты.

Почему болотные? Мы земляные солдаты, И не земляные.

Мы просто солдаты. Мы просто люди, которым необходимо выстоять,

Стрекочет свисток,

- Antreten! (Строиться!)

Выстраиваемся в две шеренги. Пауль, покусывая и часто облизывая губы, словно его изнутри печет жар, слегка наклонив бычью голову, медленно движется вдоль строя, присматриваясь к каждому из нас.

- Komm her (слышится: «Ко мне»),- остановившись, ласково подзывает он кого-то.

Из строя выступает седой согбенный югослав - у него на красном треугольнике, знаке политического заключенного,- буква «о». Пауль пальцем указывает место, где тот должен стать. Седой югослав поворачиваете я лицом к нам. Его опущенные жилистые руки чуть дрожат.

- Ко мне,- снова ласково произносит Пауль,- Ду, ду...

- Их? - будто не веря, спрашивает пожилой француз в темных роговых очках. Он наискосок от меня, в первом ряду.

- Яа, яа,- подтверждает Пауль,- Ду. Француз пожимает плечами и не трогается с места,

- Ду, ду,- говорит Пауль и вдруг прикрикивает: - Los!

Пожилой француз - у него на красном треугольнике буква «F»-быстро встает рядом с югославом.

- Ко мне,- далее вкрадчиво зовет Пауль. Выходит еще один пожилой человек с буквой «F» - красивый худощавый брюнет. Его красный треугольник перекрещивается с желтым, так что образуется шестиконечная звезда с тремя красными и тремя желтыми лучами,- это знак политзаключенного еврея.

- Ко мне,- произносит Пауль.

Рядом с французским евреем встает один из нашей группы - Федя, еще сравнительно молодой, крепкий, но занемогший. На нем нет лица, он морщится от боли и держится за живот.

- Ко мне...

Шестеро стоят против нас. Шесть наших товарищей. Им будет плохо.

Все это понимают: и мы и они. Эсэсовец-командофюрер, похлопывая себя по бедру перчатками, задумчиво курит сигарету.

- Марш, марш! - орет на нас Пауль.

Мы бежим вниз к своим лопатам и немедля принимаемся за работу.

Шестеро вместе с Паулем спускаются к большой груде камней.

- Tempo! - кричит Цыган и, подражая Паулю, начинает носиться по площадке.- Tempo! Tempo!

Щелкает его резина, опускаясь на наши плечи. Срывается на визг голос. Черной обезьяной мечется перед глазами.

- Los, tempo! Los, tempo!

Внезапно Цыган замирает и, открыв рот, глядит на то, как пожилой француз силится поднять тяжелый камень... Француз надрывается, он держит камень у пояса, он делает судорожные движения, чтобы взгромоздить его на себя. Он дергается одним боком, руки его натягиваются, как струны, а камень неподвижен.

Цыган высовывает кончик языка. В его черных светящихся глазах восторг.

Француз дергается одним боком. Пауль, спрятав руки за спину, наблюдает, покусывая и мусоля губы. Пятеро в сопровождении эсэсовца возвращаются к груде камней: они уже отнесли наверх по ноше. Француз, блестя очками, что-то говорит им,- наверно, просит помочь.

Федя и пожилой еврей протягивают руки к камню, который держит француз; Пауль стремительно выхватывает из-за спины молоток и бьет по рукам.

Француз, уронив камень, вскрикивает: очевидно, отдавил ноги...

Я ощущаю звенящий удар - это достает меня резиной Цыган. Не останавливаясь, продолжаю перебрасывать землю. Загребаю полную лопату и кидаю влево, к Жоре. В мою кучу кидает Савостин. Я бросаю в кучу Жоры.

Еще звенящий удар и еще... Проклятая черная обезьяна!

Цыган ругается, но тут же отворачивается от меня.

Не прекращая работы, вновь поднимаю голову. Пятеро, сгибаясь под тяжестью, плетутся в гору. Француз, опустившись на колени, обнимает свой камень.

- Fressen (Жрать)! - приказывает Пауль. Француз, коснувшись камня губами, делает вид, что ест его. Эсэсовец, широко расставив ноги, спокойно глядит на француза. И Цыган глядит, нетерпеливо ерзая на месте.

- Fressen! - вопит Пауль.

С ума сошел, проклятый выродок!.. Может, лучше не смотреть? Нет, надо смотреть! Надо, надо! Это легче всего - не смотреть. Смотреть надо - надо все видеть, все, все запомнить!

- Fressen! - осатанело кричит Пауль, пинает француза сапогом и ударяет по затылку.

Эсэсовец с широко расставленными ногами чуть покачивается взад и вперед - высокий, стройный, белокурый дьявол.

Цыган застывает, как собака на стойке.

- Fressen! - ярится Пауль.

И француз ест камень. Я вижу светлую кровь на камне...

Смотреть! Смотреть! Запоминать!

И вдруг француз встает. Бледный, с окровавленным ртом, дрожащий, с трясущимися руками. Он уже без очков... Он щурит глаза. Он снимает полосатую шапку и прикладывает ее к красному рту.

Эсэсовец перестает раскачиваться.

Пауль втягивает голову в плечи и, приседая, тянется к молоту.

Цыган привстает на цыпочки.

Смотреть! Запоминать!

Француз круто поворачивается и, пошатываясь, идет к колючей проволоке. Там эсэсовец-автоматчик, охраняющий рабочую зону оцепления.

Француз поднимает в трясущейся руке полосатую шапку с кровавым пятном и идет прямо на часового... Гулко строчит автомат.

Мы перебрасываем землю. Мы перемещаем ее справа налево. Савостин бросает мне, я - Жоре.

- Fluchtversuch! (Попытка к бегству!) - орет Пауль. Он, эсэсовец-командофюрер и Цыган кидаются к проволоке. Я больше не вижу их. Они сейчас за нашей спиной.

Мы продолжаем перебрасывать землю. Мы стараемся и спешим. Пахнет дымом и кровью.

- Tempo, los! - опять появляясь, кричит Цыган. Пятеро нагружаются камнями. Эсэсовец прячет в футляр маленький фотоаппарат. Пауль, мусоля губы, приглядывается к Феде.

У меня деревенеют от усталости руки, ноет спина, но это пустяки... Неужели очередь Феди?

Федя сравнительно легко взваливает на плечо камень. Пауль переводит слезящиеся глаза на пожилого брюнета - французского еврея. Тот тоже пока справляется. А седой югослав уже начинает выбиваться из сил - ноги его подкашиваются и заплетаются.

Цыган бьет резиной Толкачева, потом, перебежав, ударяет Савостина, потом опять достается мне, потом он хлещет Жору. Пересчитывает всех подряд.

- Tempo! - повизгивает он.- Tempo! Tempo!

Поносившись перед нами, он снова застывает в собачьей стойке. Мы немедленно сбавляем темп. Я опять поднимаю глаза.

Пауль ведет какие-то переговоры с седым югославом, энергично жестикулируя и показывая на колючую проволоку. Югослав отрицательно

качает головой. Пауль вдруг срывает с него шапку и отшвыривает к часовому-автоматчику.

- Gehe (Иди)! - приказывает Пауль.

Югослав, не соглашаясь, все быстрее качает седой головой.

- Los (Пошел)!- кричит Пауль и хватает кирку...

Нет, не могу смотреть. Больше не могу смотреть!.. Строчит автомат. Тянет дымом и кровью. Мы перебрасываем землю. Справа-налево.

Справа-налево.

- Tempo, los! Tempo, los!

Справа-налево. Справа-налево.