|
3
То, как Манякин доводил своим идеалом мрачного Николая Павловича и молча слушавшего их спор Феодосия, меня, признаться, удивило.
Хвалить «Год зайца», на весь день заряжаться видом мальчишек, которые учатся косить, и в то же время мечтать о сплошном вымени, о питательном растворе вместо доброго двуросного сена - это как-то не вязалось. Отвечал он мне на мое недоумение со скрипом и невнятно: мечтать, мол, никому не возбраняется, природа-де одно, а производство и наука другое, что же касается моей критики в его адрес, то он, дескать, в конце концов и сам пострадал от своей мечтательности.
Каким было это страдание, сообщу в конце, а пока - о Феодосии.
Стычки с женой по поводу бани, всякие эти сабо; разговоры о созвездиях, от которых должны зависеть колера и фасоны, Феодосия порядком утомили, а манякинский идеал, хоть и был он тут вроде сбоку припека, настраивал и на общие невеселые мысли. Добираясь в разговоре с ним до этих мыслей и ощущений, я спрашивал его:
- Тебе, наверное, очень вдруг ее стало жалко - ту будущую корову, которую превратят в сплошное вымя?
- Нет,- отвечал он.- Не жалко, а противно. Вообще же там больше было другого, сабо со сплошным выменем связывались у него по другой линии. Везде одинаково, думал он, везде одно и то же - и дома и не дома. Люди глупеют, с ними все скучнее...
Он пришел к Манякину.
- Ладно, пока они с ногами, попасу.
- Кто - с ногами? - Манякин как раз натягивал кепку, чтобы бежать по хозяйству.- Почему не на работе?
Было утро, в руке Феодосий держал плотницкий ящик с топором и молотком.
- Коровы ваши с ногами? Вот и попасу, пока с ногами. А сплошное вымя сами потом пасите.
- Вон оно что.- Манякин боялся верить своим ушам.- Изъявляешь пастухом?! Так это же... Феодосий Иванович! Выручил! Ты же,- он поискал слово,- доброволец! Это же факт невероятного значения - факт. Мы коммунистов в животноводство направляем, а ты сам. Да я, да мы, от имени правления - все условия, проси, что хочешь, на руках тебя на ферму понесем. На руках такого товарища!
Прочитав это место, Манякин поморщился.
- Ну, это ты чересчур. Так я не говорил.
- Сейчас исправим,- взял я карандаш.- Как было на самом деле?
Он подумал, перечитал, еще подумал.
- Ну, в общем, так и говорил.
На заре следующего дня Феодосий Иванович Никитин начал новую трудовую жизнь. Жене он не сказал ничего, и почти неделю (а неделя выдалась горячая - совещания в районе, поездки на базу, ревизия) Людмила Петровна жила, не подозревая, что стала женою пастуха. Луг, на котором Феодосий теперь стал проводить свои дни, примыкал к лесу, обозначенному как запретная зона: где-то в глубине его находилось что-то военное, но по краям, в кустарниках, колхозу разрешалось пасти коров. Там на полянах был хороший травостой, меньше докучали оводы, и раз или два в день, обычно после обеденной дойки, а в сильную жару и по утрам Феодосий пускал туда стадо.
- Стой! - слышался негромкий окрик, из-за куста на поляну выходил к нему автоматчик.
- Свои-свои,- говорил Феодосий.
- А, это ты, дядя.
- Здоров, Петя.- Феодосий показывал солдату пропуск.- Как ночевал?
- В казарме. - Вздыхая, солдат возвращал ему пропуск.
Петя был деревенский парень, они быстро сдружились, часто беседовали на разные темы. Петя, например, ему доказывал, что для того, чтобы не было войны, надо еще больше развивать сельскохозяйственную технику.
- Я на поле смотрю,- объяснял он.- Топчусь вот тут и на поле из леса поглядываю. Все делается машинами. Ни коня, ни быка в борозде не видно. И за границей так же. Это значит, что воевать нам уже и сейчас нельзя. Техника не позволяет.
- Твоими бы устами,- вздыхал Феодосий.
- Да. Перешиб нефтепровод, ударил по резервным емкостям - горючки нет. Горючки нет-остановились трактора. Быков нет, коней нет - на чем пахать?
- А и действительно...
- Нет горючки - нет сельского хозяйства. Нет сельского хозяйства - нет хлеба. Как воевать?
- Надо ростить быков! - решал, словно он глава государства, Феодосий.- Резервное тягло!
Петя, оказывается, уже проигрывал и этот вариант. Получалось, что содержать миллионы голов рабочего скота только на всякий случай невыгодно.
- Петя, что же делать? - волновался Феодосий.
- Ничего. Там не ростят, и мы не ростим. Это за то и говорит, что войны не будет.
Феодосий, как видно, чувствовал себя неплохо, он отдыхал от людей, от стука-грюка, близнецы приходили к нему с обедом, на траве расстилалось полотенце, ставился чугунок с похлебкой.
- Кто варил? - брал он ложку.
- Сами.
- Молодцы, есть можно... Дед у меня умный был человек, умнейший! Работал с утра до ночи, а когда своим хозяйством жил, то так: дома никогда не обедал. Запрягает коня - ив поле. Разложил костерок, сварил себе, похлебал на свежем воздухе - назад.
- Каждый день?
- Да, создавал себе условия.
На лугу было тихо, и так же - на душе у Феодосия. Травы коровам хватало, вели они себя спокойно, погода была нормальная, рядом - дети.
Что еще надо человеку, у которого чиста совесть?
Была у него, правда, и забота, случилась даже неприятность, но в ней не были замешаны люди, и глубинного настроения она не портила. Отелилась одна корова, а он недосмотрел.
Он знал, что это должно было случиться с часу на час, но самый момент пропустил, стадо как раз паслось в кустах, и корова, отбредя в чащу, обошлась без помощи человека. Облизав теленка, чуток возле него постояв, она вернулась к стаду - уже на луг, и только здесь Феодосий заметил, что Зорька, как ее звали, пустая.
- Где ж ты опросталась-то?!
Он кинулся в лес, стал бегать между кустами, безуспешно искал, а стадо разбредалось, перетягивалось через дорогу в кукурузу - пришлось лететь назад, тут подоспело время гнать его на доильную площадку, был уже вечер. Ничего не дал и следующий день и сегодняшний - третий. Все эти дни Зорька ведет себя в высшей степени необычно. Удивительно не то, что корова постоянно рвется к лесу, где оставила теленка. Как только она замечает, что пастух идет за нею или даже просто следит глазами, Зорька тут же поворачивает назад. Она явно не хочет, чтобы пастух нашел теленка!
Феодосий показал ее детям - черно-пестрая, на первый взгляд не отличить от других, может, только очерк головы малость тоньше. На их глазах она сбегала в лес (все трое должны были отвернуться!), через полчаса была в стаде. Причем в лес спешила с полным выменем, а из леса шла с порожним. На все лады они обсуждали самое поразительное: если корова хочет скрыть от людей теленка, почему тогда не осталась возле него в чаще?
- Я об этом сразу подумал,- говорил Феодосий.- Что ж ты, спрашиваю, такая дисциплинированная, сука? Это даже и противно. Потом догадался. Ее ведь, если осталась бы, найти легко, она большая, а телок пока - зверюшка, одного его в кустах легко не углядишь. Понятно, какой ум? Сильно я ее зауважал, молодец, Зорька, все рассчитала.
- До человека ей все равно далеко,- сказал Вася.
- Много на себя берешь, парень Она больше твоего думает, она, я думаю, цельным молоком решила его от пуза выкормить. Чтоб не хлестал на ферме разведенный порошок - гадость эту всякую, только цветом белую. Да в тесноте, в загородках этих, да девки там - метлы рыжие. В институт не пройдет, замуж ее не возьмут, вот и злится на весь свет. Молодец, Зорька.
Он уважал ее за ум и смелость и сожалел, что обязан найти теленка в самое ближайшее время.
- Меня уже и так грызут на ферме: не углядел, давай им телка. Так она его вам и даст!
Журнал «Юность» № 6 июнь 1982 г.
Год теленка
Trackback(0)
 |
Год теленка часть 3
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed