|
Уже несколько дней стояла ясная, безветренная погода. И это новое утро не обмануло их надежд. Не успел Кирилл сменить на посту Шонию, как туман стал таять на глазах. Происходило это так стремительно, что казалось, будто где-то открыли невидимые шлюзы, и туман всей своей плотной массой устремился вниз по долинам. Туман еще заполнял речной каньон и стелился по дну цирка, а хребты уже вознеслись в самое небо. Остроконечный четырехтысячник справа от перевала как бы светился изнутри, словно исполинский кристалл, и только мерцающие льдистые грани его чуть розовели в лучах утреннего солнца. Блестели скалы, политые глазурью обильной росы.
Внизу раздавались звонкие удары и хруст. Это Федя Силаев колол дрова. У входа в блиндаж над жестяной трубой уже курился дымок. Значит, скоро завтрак и, стало быть, жить можно.
Заступать в наряд днем было одно удовольствие.
Так или иначе, северный склон все время оставался в поле зрения и просматривался достаточно далеко. За завтраком, который на этот раз готовил сержант, а делал он это всегда с охотой, Кирилл спросил:
- Почему здесь цветы не пахнут?
- Наверно, дорогой, вся сила ушла в красоту,- предположил Костя. Он положил руку Силаеву на плечо.- Федя, у тебя есть девушка?
- Не-е,- протянул Силаев и вытер нос рукавом шинели.
- Никогда не вытирай нос рукавом,- укоризненно заметил сержант.- Он у тебя и так обгорел, лупится. Здесь ультрафиолет, дорогой. Нос беречь надо.
- До восемнадцати лет дожил и никого не было? - недоверчиво переспросил Кирилл. Себя он уже готов был выдавать за бывалого человека.-
Ну, хоть нравился кто-нибудь?
- Да вот тут... недавно ехал в машине с одной.- И он вздохнул.- Красивая тоже. Рядом сидели. Ей нехорошо стало... Дороги такие, на любом месте укачает. Потом, сколько ехали, она как голову мне на колени положила, так и просидела до самого конца.
- Хорошо? - полюбопытствовал сержант.
- А чего плохого. Адрес оставила. В Хосте живет, в госпитале работает.
- Писать будешь?
- Написал. Еще на заставе.
- В стихах?
- Не-е, я стихов не пишу,- покраснел Федя.
- Теперь будешь,- пообещал Костя.- Обязательно.- Он закончил завтрак и лениво полез за своим великолепным замшевым кисетом.- Закуришь?
- Ты же знаешь, не курю я,- покачал головой Федя и, помолчав, добавил: - Старшина обещал дней через десять с харчами приехать, может, письмо привезет.
Пока Федя собирал грязные котелки, Другов рассматривал спуск в долину Эки-Дары, тонувший в утренней дымке.
- Крутоват, однако, этот южный склон,- задумчиво проговорил он.- Пожалуй, раза в полтора круче, чем северный.
- Это по всему Главному хребту,- заметил Костя.- Так что, если прохлопаем перевалы, взять их потом, понимаешь, будет труднее, чем сейчас немцам. Ровно в полтора раза.
- Надо бы винтовку пристрелять,- ни с того ни с сего заявил Федя.- Сержант, я возьму пять патронов?
- А чего ее пристреливать? - удивился Кирилл.- Я же пулемет не пристреливаю...
- Ладно, принеси,- неожиданно согласился Костя.- К оружию привыкнуть надо, - объяснил он Кириллу, когда Федя вошел в блиндаж.
Через минуту Шония уже держал в руках самозарядную винтовку СВТ-40 с оптическим прицелом.
- Красавица! - искренне залюбовался он, протирая рукавом шинели дырчатую металлическую накладку на стволе, отливавшую вороненой сталью.- Но понимаешь, капризная. Так что береги затвор от грязи.
- А там, на заставе, один сказал,- вспомнил вдруг Федя,- она, мол, потому оказалась на месте, что никто из порядочных снайперов брать ее не хотел.
- Больше слушай! - строго заметил Костя. Он щелкнул «флажком» зажима и вытащил коробчатый магазин.- Оружие, дорогой, любить надо. Устройство объясняли тебе?
- Ну-у,- кивнул Федя.
Костя выбросил из магазина на ладонь один за другим пять патронов и сунул их в карман.
- Пять осталось,- сказал он.- Считай, я подарил. Мы, дорогой, не так богаты, чтобы сейчас учиться стрелять. Нам, понимаешь, дали больше, чем могли. Не забывай: на шестерых в роте не хватает даже старых раздолбанных винтовок. Возьми вон пустую консервную банку и иди туда.- Костя кивнул на юг.- Чтоб немцы не слыхали, а то, клянусь, перед ними стыдно будет...
...И потекли дни один за другим, похожие, как патроны в автоматном диске. На третью ночь пошел дождь, сея мелкую водяную пыль. Он не перестал и утром. Он шел весь день и всю следующую ночь, не прекращаясь. Облака были под ними и выше их. Сплошная серая пелена нависла над горами. Все стало, влажным и липким. Дрова не хотели разгораться, ботинки не успевали просохнуть, а в довершение к концу следующего дня ребята обнаружили, что стали плесневеть отсыревшие за это время сухари.
Лишь на шестые сутки их вынужденного одиночества облака поднялись выше и стал рассеиваться туман, но, хотя дождь и перестал, небо до полудня оставалось хмурым. Только после обеда в нем проглянули голубоватые окна. Было по-прежнему холодно. Из-за темного облака с оранжевой закраиной прорвался к земле огненный столб света. Он высветил дальние хребты, и все увидели, что прежде голые коричневые склоны покрылись белесым налетом- тонким слоем недавно выпавшего снега.
- Надо, понимаешь, с дровами что-то думать,- сказал Шония.- Этих надолго не хватит. Придется заготавливать внизу, в пихтарнике, а когда приедет старшина, перевезти на вьюках.
- А я бы за грибами сходил,- отозвался Другов.- Эта проклятая манка уже в глотку не лезет.
Зато какой бы супец вышел!
- Откуда грибы, дорогой? Грибы далеко, туда нельзя. Теперь это, понимаешь, не долина реки, это нейтральная полоса.
- Ну тогда хоть этой, черемши поискать, что ли.
- Ладно, черемша близко, черемшу можно,- недолго поколебавшись, согласился Костя.- Я, дорогой, клянусь, сам этой преснятины не переношу. Я же мингрел, понимаешь? А ты черемшу когда-нибудь видел?
- Где я ее видел? В Москве, что ли, на улице Горького? В магазинах ее не продают.
- Найдешь, дорогой. На южном склоне не ищи. Спустись туда, к валунам.- И он показал на север.- Ищи листики. Такие, понимаешь, как у ландыша, только поменьше. В середине трубочка, да? В пальцах потрешь - немножко луком пахнет, немножко чесноком. На конце шарик.
Такой, прижатый с трех сторон...
- Ладно, найду,- отмахнулся Кирилл.- Засиделись за эти дни, хоть подвигаться.
- Эх, сейчас, однако бы, в баньке попариться,- размечтался Федя,- с березовым веничком. А потом пельменей наварить. Ведро!
- Постой, куда, дорогой? - окликнул Другова Костя, заметив, что тот уже направляется к спуску.- Автомат мой возьми.
- Да я тут, рядом.
- Послушай, ты кто, боец или курортник? - Он встряхнул Кирилла за плечо.- Это передний край, понимаешь?!
- Все понял. Только трясти не надо, я же не половик.
Он сходил в блиндаж и вернулся с автоматом на шее, решительно одернул шинель и зашагал к первому уступу, где тропу преграждали массивные порфиритовые блоки.
- Наворочали на свою голову черт его знает что,- ругался он, съезжая по мокрому склону и хватаясь за острые обломки скалы.
Костя стоял на засыпанном щебенкой возвышении, где совсем недавно покоился Вислый камень, и откровенно смеялся, скаля ровные белые зубы, сидевшие плотно, как зерна в кукурузном початке.
Но Другов этого не замечал. Узкая теснина внизу, через которую они с сержантом еще несколько дней назад перебирались по снежному мосту, была сейчас скрыта в тумане. На склонах амфитеатра трава оказалась мокрой и скользкой, и Кирилл уже дважды припечатывался задом к земле. Каждый раз автоматный диск больно был его под вздох, и он готов был проклинать и этот дождь и собственную неловкость, а заодно и свою дурацкую затею. Мокрые, испачканные землей руки начинали мерзнуть.
Он останавливался, обтирая их о полы шинели, подносил ко рту и грел частым дыханием.
- Давай, давай, ходи! - долетел до него голос сержанта, повторенный эхом.
Травы было много, трава была всякая, но той, что нужна, никак не попадалось. Только метрах в трехстах, возле самых валунов, он увидел что-то похожее. Опустился на колени, помял в пальцах-нет, не пахнет.
Где-то над самым ухом прожужжала оса. И тут же что-то щелкнуло по валуну, выбыв из него, как дымок, тонкую каменную пыльцу. Запахло кремнем, как это бывает, когда по нему ударяют стальным кресалом.
«Что за шутки?» - подумал Кирилл и повернулся лицом к перевалу.
И снова жужжание, и снова недалеко от его ног брызнул фонтанчик раскисшей земли. Только теперь он услышал звук отдаленного выстрела.
Кирилл не успел еще осознать того, что происходит, а ноги уже сами подогнулись в коленках. Он присел за валун, прижавшись щекой к холодному мокрому камню. Сердце бешено колотилось, и мысли путались в голове, никак не желая выстраиваться в обычную логическую цепочку. Он все еще не мог поверить, что по нему стреляли.
Кирилл осторожно выглянул из-за валуна, напряженно вглядываясь туда, где были заросли рододендронов и где еще плавали клочья тумана.
И вдруг каким-то боковым зрением у крутого склона он увидел троих немцев, явно пытавшихся незаметно обойти его слева. Еще немного, и это бы им наверняка удалось.
Стащив с шеи автомат и став на одно колено, он дал по ним короткую очередь. До Кирилла и тут не сразу дошло, что стреляет он, не глядя, в белый свет, как в копейку. Еще совсем недавно Кирилл и мысли не допускал, что может выстрелить в человека. Но сейчас на рассуждения времени не оставалось, он должен был защищаться. Для того, чтобы добраться до своих, надо было заставить эту троицу убраться или замолчать.
Вторая очередь ушла именно туда, куда следовало. Автомат, как живой, бился в его руках. Кирилл чувствовал его мощь, его убойную силу и от этого начал обретать уверенность. Когда в ушах утих звон, он услышал где-то далеко позади отрезвляющий крик своего сержанта:
- Быстрей назад! Перебежками!
Голос этот, звучавший будто из совершенно другого мира, вернул его к действительности.
И Кирилл побежал, пригибаясь и петляя по мокрой пружинистой дерновине луга. Через каждые двадцать шагов он падал, полз несколько метров по-пластунски, вскакивал и снова бежал. Он не сбывался с дыхания, не чувствовал усталости. В том, что он делал, не было определенного расчета. Какой-то неведомый компас, какие-то резервы, скрытые до поры в глубинах «человеческого естества, направляли его, придавали ему ловкость и силу.
Добежав до последнего бараньего лба, обглоданного ледником, он снова растянулся, слыша, как наверху судорожно, захлебываясь, тарахтит родной «дегтярь». Он с трудом оторвал. от земли перепачканное грязью лицо и увидел Шонию, который во весь рост стоял на том же каменном постаменте и, прижав к боку приклад ручного пулемета, прямо из-под мышки рассыпал веер трассирующих пуль. И только когда Кирилл невероятным, почти акробатическим приемом взлетел на первую скальную ступень, сержант лег, наконец, и, поставив пулемет на сошки, стал поспешно заменять диск.
...Услышав автоматную очередь, Федя Силаев подумал сначала, что Кирилл стреляет по какому-то зверю, но команды, которые сержант выкрикивал во все горло, сразу же все поставили на место - началось!
Федя, не торопясь, надел каску, взял винтовку и вышел из блиндажа. Он увидел, как Другов мечется зигзагами по лугу, и понял, что по нему бьют из винтовок и автоматов. Потом его острые глаза различили далекие фигурки, перебегавшие от валуна к валуну. Он насчитал семь человек. Еще трое значительно выдвинулись вперед по левому склону цирка, видимо, решив отрезать Кириллу путь к отступлению.
Чуть косолапя, Силаев подошел к каменному гребню и улегся поудобнее, прикидывая на глаз расстояние до ближайшей цели. По его расчетам получалось что-то около шестисот метров. Под бок ему давил какой-то голыш, и он отбросил его в сторону. В этот момент Федя увидел бледного сержанта, птицей вспорхнувшего на высокую скальную площадку и ставшего там на виду у всех с пулеметом в руках.
«Вызывает огонь на себя,- решил он,- отвлекает внимание от Кирилла...»
Костя дал первую очередь, и желто-зеленый пунктир светящихся пуль прошил дымку тумана над конечной мореной.
- Ну, заразы, давай! Ближе давай! - выкрикивал он в каком-то гневном исступлении. Было что-то героическое и в то же время чуточку театральное в его позе.
Грохот пулемета спугнул красноногих альпийских галок, которые поднялись в воздух и с криком закружились над перевалом.
Все так же тщательно, не спеша Федя поставил нужный прицел, прижал поплотнее приклад, поерзал животом и стал ловить цель в скрещенные паутинки. Поняв, что отрезать Кирилла им не удастся, эти трое слева тоже открыли огонь. Федя видел, чем это грозит. В поле его зрения попал, наконец, здоровенный немец в болотного цвета френче и такой же суконной шапочке с козырьком. Федя спокойно задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Приклад отдал в плечо, в ушах зазвенело, но немец по-прежнему продолжал бежать, спотыкаясь и время, от времени постреливая из своего маленького черного автомата. Вот он остановился и нагнулся, вытаскивая что-то из широкого раструба коротких кожаных голенищ. Наверное, это был запасной рожковый магазин.
Федя снова прицелился, так же аккуратно и обстоятельно, как на занятиях в школьном тире, и выстрелил, даже не моргнув глазом. Немец споткнулся и упал. Потом поднялся, проскакал немного на левой ноге, придерживая рукой правую ступню, и еще раз упал прямо лицом в траву. К нему подбежали двое, подхватили под руки, пригибаясь, поволокли через заросли рододендрона.
За спиной у одного из солдат раскачивался гибкий прут антенны.
А Федя стрелял по-прежнему методично, с расстановкой, стараясь экономить каждый патрон. Он видел, что противник отходит, постепенно скрываясь в тумане.
Другов наконец-таки выбрался на седловину, держа в одной руке автомат, а в другой - длинный конец распустившейся обмотки. Он опустил возле Феди на землю автомат и ругнулся:
- Сволочь, развязывается все время...
Поставив ботинок на камень, он пытался заново накрутить обмотку. Но нога противно подпрыгивала сама собой, и он ничего не мог с этим поделать.
- Со свиданьицем,- тихо улыбнулся Федя, поднимаясь на колени.- Замерз, однако? Гляди, как тебя колотун бьет.
- Н-ничего,- с трудом выдавил Кирилл сквозь сухие побелевшие губы.- Ничего... Древние говорили... тот, кого любят боги, умирает молодым...
Подошел Костя, держа тяжелый пулемет за еще не остывший кожух.
- Убыть нас мало - сколько, понимаешь, патронов зря пожгли.
- А почему сигнал не давали? - опросил Кирилл.
- Зачем сигнал? - пожал плечами Костя.- Какая-то там, понимаешь, пятерка вонючих фрицев... Так у нас, дорогой, завтра ни одной ракеты не останется. Они только пощупали нас. Проверили на вшивость. Через пару дней наши придут, тогда доложим, если завтра снова не потревожат. Кто-то из нас, по-моему, подстрелил одного. Наверно, ты, Федя? ну-у...
- Клянусь, молодец! Один-ноль в нашу пользу.
Теперь сознайся, дорогой, страшно было? Боялся чуть-чуть?
- А чего бояться-то? - невозмутимо ответил Федя.
И Костя поверил. В широко расставленных глазах Силаева, отливавших холодной свинцовой голубизной, нельзя было заметить и следов перенесенного испуга.
- Ну что ж, Федя, - протянул руку Кирилл,- поздравляю тебя со вступлением во вторую мировую войну.
- Одного не пойму,- о раздумье сказал Костя,- зачем, понимаешь, они огонь открыли, если хотели тебя врасплох захватить?
- Ну, с автоматом я б им живым не дался. Это они понимали. Вот и спровоцировали на стрельбу, ждали, наверное, когда у меня патроны кончатся. А иначе зачем?
Первый страх прошел у Кирилла, и нервная дрожь уже не сотрясала поджилки, но он был все еще разгорячен боем.
- А ты чего на пьедестал вылез? - повернулся он к Шонии.- Памятник изображал? Стоит, как Пушкин на Тверском бульваре...
- Ты в армии не новичок,- погрозил ему пальцем сержант. Пора запомнить: подчиненные не обсуждают действия начальников. Но и ты, дорогой, хорош, честное слово! Я любовался, когда ты прыгал, как тур, как, понимаешь, настоящий горный козел.
- Бежал, как заяц, вспоминать стыдно,- махнул рукой Кирилл. Он не боялся принизить себя в глазах товарищей, поскольку знал, что в его положений так вел бы себя каждый.
- Наверно, теперь ты настоящий горец, да? - крепко сжал кулак Костя.- Извини, дорогой, за тот разговор, но лапа у тебя подходящей конструкции. Площадь опоры и этот... крепкий голеностоп, как говорят альпинисты...
Журнал «Юность» № 10 октябрь 1976 г.
Тройной заслон
Trackback(0)
 |
Тройной заслон Часть 6
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed