17.05.2012 10:26

И снова вагон-ледник. Снова, чтобы согреться, подскоки на месте. И хриплый Васькин бас, затягивающий то «Галю», то «Казаки идуть». И ненависть и тоска оттого, что нас увозят все дальше от Родины.

Опять какая-то большая станция, нерусские дома, нерусская речь. Опять конвоиры, высокий забор из колючей проволоки, вышки с часовыми... После дезинфекции и душа мы получаем вместо наших ботинок и сапог долбленые деревянные колодки, затем нас под охраной ведут к длинной землянке, похожей на овощехранилище. Землянка обнесена еще одним колючим забором - это что-то вроде лагеря в лагере; у калитки топчется дежурный полицай.

Во дворе за загородкой нас ожидают два немца: офицер и унтер-офицер.

Офицер - невысокий, очень прямой, щеголеватый, с маленьким фотоаппаратом на груди. Унтер - угрюмый, длинноносый, с сильно выступающим вперед подбородком,

- Живей, живей! - вдруг по-русски прикрикивает на нас офицер.

Мы входим во двор, подравниваемся. Офицер, достав из кармана бумагу, делает перекличку. Все целы.

- Будем знакомы,- говорит он,- Я зондерфюрер Мекке, ваш духовный отец. Унтер-офицер, которого вы перед собой видите,- шеф зондерблока. Любое его распоряжение - для вас закон. Ясно?

- Ясно,- отвечаем мы.

- А теперь марш в барак. Бего-ом!

Мы бежим в землянку. Внутри темно, пахнет плесенью и лежалой соломой. Слева и справа с низких нар свешиваются ноги в деревянных колодках.

- Упек нас психолог, кость ему в горло,- бормочет Васька.

Осматриваемся. На одном из скатов крыши виднеется четырехугольное окошко, от него на земляной пол падает серый столб света.

К нам подходит высокий человек в шинели.

- Здравствуйте. Я старший зондерблока. Размещайтесь на нарах у выхода, в середине все занято. Сколько вас?

- Восемнадцать,- отвечает Васька.

Двоих из нашей группы все-таки перевели в рабочую команду и оставили в Вильнюсе.

Мы занимаем место на нарах неподалеку от заиндевевшей двери.

- Никак наши? - внезапно слышу знакомый медлительный голос.

- Игнат! - восклицает Виктор.

С нар привстает Зимодра. На его шапке соломенная труха. Здороваемся.

- Вы, собственно, откуда взялись, подозрительные личности?

- А тебя как сюда угораздило? - спрашивает Ираклий.

- Да тут почти все наши из Борисова.

- И Худяков? - говорю я.

- И Худяков, и Костюшин, и Типот... А вы где были?

Рассказываем Зимодре о Вильнюсском лагере. Один за другим подходят наши товарищи по Борисову.

Крепко пожимаю руку Худякову.

- А это что за лагерь? - интересуется Васька.- Где мы, ежели это не военная тайна?

- Тайны нет,- нехотя произносит Зимодра.- Мы в Польше, в шталаге номер триста девятнадцать, к тому же в зондерблоке.

- А с кормежкой как?

- Отлично... Жив будешь, а любить не захочешь. Вновь появляется высокий человек в шинели, здешний старший. Он просит прекратить беседу. Тут это запрещено.

- Есть, товарищ майор.- Зимодра, усмехнувшись, опять ложится на солому.

Я приглашаю к нам на нары Худякова. Он выглядит еще более убитым, чем в Борисове.

- В другой раз, после как-нибудь,- говорит он сухим, сонным голосом и плетется на свое место в середину землянки.

Скверно. Поистине, упек нас психолог. Впрочем, я уже начинаю привыкать к тому, что я политрук и что мне так или иначе придется разделить участь своих старших товарищей. Конечно, если не удастся бежать.

Томительно тянется время.

Животы наши подвело до предела: к обеду мы опоздали, а до выдачи хлеба надо ждать еще несколько часов. Может, поспать? Но спать не хочется.

Я придвигаюсь к Зимодре. Он лежит на спине с открытыми глазами - в шинели, в колодках, в шапке-ушанке на голове. Похоже, что он, как и Худяков, крайне подавлен.

- В чем дело, Игнат? Бьют здесь?

- Случается.- Он отвечает тихо, не поворачивая головы.- Шеф - зверюга, зондерфюрер, говорят, бывший разведчик-шпион и здесь шпионит за нами... А главное, отсюда уводят

- Куда?

- Болтают, что всех политруков, которые тут были до нас, пустили в расход.

- Зачем же везли нас в Польшу? Разве они не могли сделать это раньше?

- Кто их знает.- Зимодра перевертывается на живот, подпирается локтями. - А что на фронтах? Что под Сталинградом?

Рассказываю об окружении немецких армий. Он кое-что уже слышал, Я говорю, что за зиму немцев разобьют и будем свободны. Зимодра качает головой.

- За зиму не успеют. Слишком далеко он забрались. А вообще - здорово... Значит, правду говорили кухонные рабочие.

- Насчет Сталинграда?

- Да, и насчет всего. Постреляют нас эти гады. Он опускает лицо в трухлявую солому. Паршивое дело, думаю я.

Журнал «Юность» № 7 1963 г.

Люди остаются людьми

Set as favorite

Bookmark