Главная Высшая степень риска, часть 8-9

Наши партнеры

Полярный институт повышения квалификации

График отключения горячей воды и опрессовок в Мурманске летом 2023 года

Охрана труда - в 2023 году обучаем по новым правилам

Оформити без відмови та тривалих перевірок позику 24/7. Короткострокові кредити всім повнолітнім громадянам України. Оформлення онлайн. Все, що потрібно для подачі заявки - зайти на сайт, мікропозика онлайн, треба вибрати суму і термін на спеціальному калькуляторі. Під нуль відсотків цілодобово мікрокредит без відмови в Україні взяти дуже легко. Просто зайдіть на будь-який сайт МФО.

Моментальна позика без відсотків на карту онлайн. Максимальну суму і термін позики кожна компанія встановлює індивідуально. Рейтинг кредитів онлайн на банківську карту. Позика без відмови за 15 хвилин, кредит онлайн на карту в Україні через інтернет для всіх.
Высшая степень риска, часть 8-9 Печать E-mail
Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший 
26.02.2012 15:46

8-9.

Матери становилось все хуже с каждым днем. Она мерзла, хотя в доме всегда было натоплено, почти нечем дышать. Мать настолько усохла от долгой, изнурительной болезни, которую переносила молча, как бы затаив обиду на весь мир, что утром, глядя на кровать, заваленную мягким и теплым тряпьем, он не мог с уверенностью сказать, есть ли мать в постели.

Многие годы спустя он видел эту кровать. В памяти его сохранились два детских воспоминания, которые заслоняли собой все остальное: кровать больной матери и крутой откос, шедший от самого крыльца к узкой, вертлявой речонке. Пустая кровать и откос...

Валерий прекрасно понимал, что между двумя этими картинами мало общего. И все же они остались нерасторжимыми на долгие-долгие годы. Сначала общее было в том, что и кровать умирающей матери и крутой откос пугали. Позднее и то и другое словно вели в неведомую даль, куда уже не забирались две лошаденки Рыжик и Слуха, - за болотину, непроходимую даже зимой.

Надо сказать, он был не из робких пацанов. Да с чего взяться робости? Жизнь рано вытряхнула детские опаски, как остатки муки по весне после зимы впроголодь. Жили они с отцом и мамкой на охотничьей заимке.

Только теперь, вдоволь набродившись по земле, понимал Валерий, в какой глухомани родился.

Дед его пришел сюда из Тобольска зимником, да и застрял: место приглянулось. Избу срубил на откосе, который красиво смотрелся в необъятных просторах. Рубил дом, кедрачи трогая только на будущей пашне да луговищах. И дедова жизнь, и отцовская прошли в работе - с темна до темна, с весны до весны. А в свободное от работы время делали детей. Валерий был в семье одиннадцатым. И детство делилось на раннее, сладкое, полузабытое, и совсем другое - после смерти матери. Мать до болезни помнил веселой, жизнерадостной, хотя сейчас понял, что лежала на ее плечах двойная тяжесть большого хозяйства и большой семьи. Накормить всех, обстирать... Подзатыльников одних надавать сколько времени требовалось. А еще шесть коров, две лошади, птицы - прорва жующих ртов. И никто сторонний не поможет, никто за тебя ничего не сделает, и ты ни за чью спину не спрячешься... Ближайший человек жил почти за двести верст ниже по Имгыту - так называлась река.

Отец чаще всего занят на промысле: летом путики - охотничьи тропы с самоловами - чинит, ночевья рубит на новых местах. Сеном для скота надо запастись, дровами для дома. Осень ранняя - на заготовке ягод, грибов. Потом и сам промысел начинается. Пока река не стала - у воды лосей скрадывает. Зверя много, с каячка всегда возьмет, а вот мясо таскать - дело нелегкое в одиночку. Особенно, если подранок в чащобу уйдет. А тут и пушнина созреет. Торопиться надо, пока глубокие снега не легли, успеть с собаками отработать. Под морозы и птицу боровую, рябца, тетеревов с глухарями для соболиных капканов в качестве привады припасти надо. А там успевай сами капканы ставить да проверять.

Места своеобразные: болотины, болотины, а между ними царственные гривы кедровых боров. Основной лес, конечно, по откосам Имгыта. Но облов шире вести надо. Вот батя и соорудил путик на три-четыре дня ходу. Пока осмотрит его - уже и по новому кругу идти время наступает.

Где-то под весну приходил в Скачковку обоз. Пацанов сгоняли в одну комнату, а дядьки собирались в горнице, пили, ели, меха перебирали.

Когда уезжали, отец веселел: обозники оставляли в доме кучу вкусных, малознакомых вещей с дурманящими нездешними запахами. Мать принаряжалась в новое платье, полвесны поздними вечерами шила обновы.

После смерти матери - Валерию тогда лет шесть было - все переменилось. Настена, сестра старшая, за хозяйку осталась, а батя от семьи как бы отторгнулся. Попивал крепко. Исчезал на месяцы, оставляя без присмотра домашний кагал. Ну и, конечно, не сказаться на детях такая жизнь не могла. Все работали с утра до утра - вот когда по-настоящему удивлялись: как же мать без их помощи раньше одна управлялась?

Беда в доме поселилась - начали братья и сестры умирать. То одного, то другого приберет. Да все как-то по-быстрому, споро, будто за матерью торопились.

А схоронили мать на песчаном бугре под тремя соснами. Чтобы добраться до него, надобно было снести гроб по откосу, на котором дом стоит. И мамкин гроб чуть не упустили, и братнин потом... Так что об откосе у Валерия со временем свое представление складывалось... Не как раньше - на ледянку сядешь и айда вниз, аж сердце от скорости к горлу подтягивает. После братниных похорон на том откосе больше и не катались для развлечения. Как-то само собой получилось.

Захирел дом. Батя почувствовал, что не удержать детей в дальнем закутке, не под силу ему тянуть сто лямок, как прежде, и начал распихивать по людям: пацанам учиться надо, а девкам замуж... Попал Валерий тогда в тобольскую школу-интернат. И с тех пор привык жить самостоятельно, по-взрослому, полагаясь лишь на себя.

Воспоминание о детстве потому осталось неопределенным: и манящим, и пугающим. Одна радость последних лет в заимке - охота. С отцом промышлять начал рано. Если тот не брал в трудный ход, сам себе ближайший путик приглядывал. Ружье отец старое давал, а вот с патронами труднее - и птицу, и зверя какого привык выцеливать тщательно, полагаясь больше не на пулю и заряд, а на собственную сноровку и глаз.

По молодости нередко горячился и в охоте больше брал шустростью, чем мудростью. На ноги чаще уповал, а не на голову. Да это и понятно.

Знания и опыт с годами приходят. Зато в долгие зимы много бегал на лыжах, проверяя ближние самоловы или даже так, без дела: ружьишко за спину закинет, палку в кулак и айда. Лес знал хорошо - как по избе двигался.

Одежонка жиденькая; бывало, морозец под сорок, а то и более завалится. Бежит - тепло; чуть притомившись, остановится дыхание перевести - холод начинает вязать. Опять вперед. Батя говаривал, что сын на ногу скорый. Когда подрос, а батя по возрасту ослаб, придерживать ход приходилось, коль вместе по путику шли. Валерий два капкана обработает, а батя - один на себя берет.

С лыжами своими Валерий и в интернат заявился. Смеялись над ним. У городских они особые, спортивные. А он свои любил. Выпадет время свободное, на лыжи становился и в тайгу уходил. Ружья уже не было, а петлями и еще какими хитринками то зверя, то птицу брал: все в коммуне на харч шло.

Однажды устроили соревнования по лыжам. Валерию с мелюзгой ходить совсем не с руки. Но заставили. Озлился очень, надел школьные тяжеленные лыжи, палки под мышки сунул, чтоб не мешали, и побежал, Выиграл с таким преимуществом, что физрук обвинил, будто резанул он где-то круг. Валерий предложил ему вдоль лыжни пройти - пусть покажет, где обман совершил, Но тот идти не захотел, результат признал неверным и отдал победу сопляку.

...Годы спустя, когда взрослым попал Валерий в далекий дом на Имгыте, многое увиделось иначе. И дом тесноватый - даже удивительно, как помещалась в нем такая орава. И откос, казавшийся поднебесной вершиной - на краю стоишь и вниз, в снеговую падь, даже глядеть страшно,-лишь крутобокий бережок.

В тот последний приезд, когда Валерий смотрел на материну кровать из потемневшего струганого дерева, с изъеденной короедом спинкой, ему опять представилось это дальнее, детское воспоминание.

«...Мать настолько усохла от долгой, изнурительной болезни, которую переносила молча, как бы затаив обиду на весь мир, что утром, глядя на кровать, заваленную мягким и теплым тряпьем, он не мог с уверенностью сказать, есть ли мать в постели...»

Казалось, что она еще там. Болеет. И случай с гробом на откосе - лишь дурной сон. А вся жизнь без матери - ошибка, нелепость.

Батя, когда на него находила ласковость, желание пригладить дитё, гудел баском:

- Жизнь - штука непростая. С годами поймешь это не хуже меня. Но что бы с тобой ни случилось, помни: жить надо - не оглядываться назад во злобе, не смотреть со страхом вперед не озираться по сторонам в растерянности. Остальное приложится.

А еще помнил Валерий - отец все обещал больной матери развести возле дома садик, и такой добрый, чтобы тот с небом разговаривал.
Артамончик! - Миша-Полосатик вкатился в палату.- Прибыла заправка!

Высокий, неуклюжий Артамонов, сосед Миши по койке, в роскошном тренировочном костюме и иностранных кедах, величаво поднялся с постели, пренебрежительно цыкнул сквозь зубы выражая свое непочтение то ли к Мишиному сообщению о заправке, то ли к самой заправке.

Скачков с интересом проводил взглядом Артамонова до самой двери: удивительно нескладный, мордастый, чересчур угловатый для такого роста и такого полного лица.

В походке Артамонова, несмотря на попытку изобразить величавость, наметанный глаз Валерия, очень чуткий ко всякому движению человеческого тела, без труда улавливал полную раскоординированность. Он даже подумал, что именно больные суставы заставили Артамонова лечь в клинику.

Артамонов вернулся - прошло не больше десяти минут, - неся зажатую в охапке объемистую сетку. Он тащил ее так, справедливо опасаясь, что не выдержат ручки: в сетке желтели банки апельсинового сока вперемежку с яблоками и бананами.

«Э,- подумал Валерий,- в шутке Полосатика немало правды. Заправка-то, видно, богатая и частенько прибывает. Впрочем, чего удивляться - это я человек новенький, а они-то друг друга хорошо знают. Через неделю и меня так же хорошо изучат. Похоже на сборную команду, где каждый знает о каждом все. И даже больше, чем каждый сам знает о себе».

Скачков не терпел, когда лезли в его жизнь.

С детства приученный к самостоятельности, он нескоро подпускал к себе нового человека.

Артамонов тем временем пробил ножом две дырки в банке и, завалившись на кровать, принялся вливать сок в свой широко распахнутый рот.

Потом заговорил:

- Если есть настоящий вид спорта - так это футбол. Я многих знаменитых знал... - Он сделал паузу, как бы проверяя, достаточно ли внимательно слушает его аудитория.- У меня во дворе жил Пека... С Гусем не одну бутылку усидели. Я в спорте человек свой. Вот ты, Миша, знаешь, кто забил решающий гол в прошлогоднем финале кубка страны? Не знаешь...- Артамонов не слушал потому и не слышал, как Миша сказал: «Гулямов». Но Артамонова это и не интересовало. Он обладал поразительным качеством, сродни глухариному: когда говорит сам, перестает слышать других.

Он еще долго витийствовал, рассуждая о спорте, как дилетант, сумевший найти лазейку за кулисы больших событий, но видящий и мир спорта, и людей в ракурсе коммунальной кухни.

«Но ведь все это могут говорить и про меня...- подумал Скачков.- Хотя, конечно, Артамонов - явление: у него волосы вместо мозгов!» Артамонов настолько зарос, что казалось, будто все так жадно проглоченное превращается у него прямо в волосы.

- Еще классный вид спорта - шайба...

- Ты-то сам чем-нибудь занимался? - подал голос Коленька, но Артамонов снова сделал вид, будто не слышал вопроса.

Скачков хотел, было сказать свое мнение, но так и замер: в дверях палаты стояла женщина в накинутом на плечи халате и улыбалась столь счастливой улыбкой, будто зашла на дружескую вечеринку, где ее долго и с нетерпением ждали.

Скачков не верил своим глазам. Это была Неля... Но зачем она здесь?! Да и откуда?! Он видел ее последний раз лет пять назад. Уже успел забыть тот день решительного разговора - по-мужски резкого, прямого и неприятного для него донельзя.

- Неля?! - удивился Скачков. Палата замерла, глядя на вошедшую.

Она стояла, оглядывая комнату. Скользнула взглядом по нему. Потом по соседям. На миг показалось, что ищет кого-то другого, не Скачкова.

И словно подтверждая это предположение Валерия, она обратилась ко всей палате:

- Здравствуйте, товарищи! Дружно вы здесь живете. У вас, похоже, не соскучишься!

Все загалдели в ответном приветствии. А она теперь глядела на Скачкова одного. Это была все та же прежняя красавица Неля. Только красота ее с годами стала еще пышнее, женственней. Из милой озорной девчонки (с на редкость серьезным характером, когда дело касалось принципиального) она превратилась в женщину, на которую хочется смотреть неотрывно.

Только после того, как Валерий шагнул навстречу, она сказала:

- Ну, здравствуй, Скачков!

Палата утихла, поняв, к кому, пришла гостья.

«А к Катюшке отнеслась настороженнее»,- успел подумать Валерий и понял - он еще не раз вернется к этой мысли, пытаясь разобраться: случайно ли, не показалось ли?

Неля выпростала руки из-под халата, и в обеих оказалось по авоське. Правая рука к тому же сжимала букет цветов. Отдав одну из авосек Скачкову, она прошлась по палате, положив на тумбочку каждому по огромному красивому яблоку - столь редкому алма-атинскому апорту. На общий стол поставила букет цветов. Потом повернулась к Скачкову.

- Ну знаешь, если такие мужики, как ты, будут валяться по больницам, никаких государственных ассигнований на здравоохранение не хватит.

В палате засмеялись. Она, ослепительно улыбаясь, обратилась ко всем:

- И вы тоже не очень болейте! На земле есть немало и других интересных занятий.

Хором и старательно - поведение Нели доставляло каждому удовольствие - все поддержали ее шутку.

Скачков стоял в центре палаты, глупо переминаясь с ноги на ногу, пораженный не только внезапным появлением Нели, но и тем, как она стремительно и легко вошла в эту комнату, обжиться в которой он и не рассчитывал.
Неля взяла его под руку и вывела в коридор. Скачков чувствовал горячую ладонь на своем предплечье, ее упругое тело дышало силой и молодостью.

- Ты как сюда попала? - только и мог он проговорить, глядя на ее светящееся радостью лицо.

- Это все, что тебя интересует?! - вопросом на вопрос ответила она и добавила: - Скачков, сколько раз я тебя учила: если не можешь высказать все в трех словах «Я тебя люблю!» - лучше не говори ничего.

- Что ты в Москве - еще могу понять. Но здесь, в больнице, где и я неизвестно зачем...

- Вспомни ты так любил восклицать: «О, женщины! Непостижимые существа! Вы можете стать жокеями, учеными-атомщиками, хоккеистками!

Но вряд ли когда научитесь парковать свою машину параллельно соседней!» - Неля откинулась от Скачкова, декламируя его любимое изречение.

Когда они вышли в полупустой холл, сбросила с себя всю шутливость и сказала, проведя ладонью по его плохо выбритой щеке:

- Что с тобой, Валерка?! Как ты чувствуешь себя?

Спросила таким тоном, что он чуть не заплакал от жалости к самому себе. Пожал плечами.

- Вроде нормально. Сколько мы не виделись? С того вечера...

Она закрыла ему рот ладошкой.

- Пять лет, два месяца и четырнадцать дней, - произнесла с грустью.

- Что не виделись целую вечность, только ты виновата,- в тон ей, но как можно мягче сказал Валерий.

- Ты прав! Виновата только я...

Скачков уловил иронию в ее признании.

- Знаешь,- сказал он,- я до сих пор не понимаю, почему ты уехала. Или точнее - из-за кого ты уехала.

Неля отпустила его руку. Они стояли у окна, прислонившись к массивному подоконнику. Свет падал на нее сбоку, словно в фотоателье, выделяя тонкие черты и без того четко обрисованного лица. Она сказала:

- Пустое это, Валерочка! Важно, что я вижу тебя. И ты такой же, как прежде. Это главное.

Теперь она говорила искренне, без малейшей тени иронии. Скачков почувствовал, как от одного присутствия Нели-давно не испытывал такого - у него кружится голова.

«Не хватало упасть в обморок! Что со мной? Неужели ничего не забылось? А Катя?»

Вспомнив про Катю, он сразу насупился, будто поймал себя на подлости.

- Так чем обязан? - ляпнул он

- Ты?! Мне?! - удивленно спросила Неля, и в глазах ее прибавилось блеска.- Я проездом в Москве. Отпуск у меня нынче такой запоздалый.

Решила повидать тебя... Узнала, что ты лег на обследование. Вот, думаю, и хорошо. У него в больнице времени будет побольше, чем прежде. А то, бывало, закрутишься - жди тебя до бесконечности...- Последние слова она произнесла чуть тише, будто раздумывая, стоит ли их говорить.

Да, странные тогда были у них отношения. Оба молодые, оба горячие. Ссорились втрое больше, чем мирились. Если подумать как следует, то просто поразительно, почему раньше не разошлись, а именно в тот год, именно в тот вечер, когда он решил, наконец, жениться на Неле.

- Валерочка, мое появление, похоже, тебя не очень радует?

Неля взяла в свои ладони его голову и повернула к себе. Она всегда так делала, когда хотела узнать от него что-либо с наибольшей степенью достоверности.

- Конечно, рад! - горячо вырвалось у Валерия. Но потом добавил, взяв себя в руки: - Просто неожиданно все... Честно, и не думал, увижу ли когда-нибудь!

- Скачков! - крикнули в коридоре.- На снимки!

- Проклятье! - Он огорченно схватил Нелю за руки.- Нашли время снимки делать. В вену цветную муру сначала ввели, а теперь вот зовут. Ты подождешь?

- Нет, Валерочка, лучше к тебе завтра загляну!

- Правда? - он с надеждой посмотрел ей в глаза.- Еще раз придешь?

- Приду! Я ведь женщина современная, эмансипированная - если мужик ко мне не идет, сама к нему прихожу!

Весь остаток дня он думал о Неле, о неожиданной встрече. Как назло, снимки перенесли на завтра: то ли проходимость сосудов оказалось недостаточной, то ли введенный в вену состав не туда пошел. Но мысль, что Неля в Москве, а он полено-поленом лежит на опостылевшей койке, выводила из себя.

Журнал «Юность» № 10 октябрь 1986 г.

Высшая степень риска

Trackback(0)
Comments (0)Add Comment

Write comment

security code
Write the displayed characters


busy
 

При использовании материалов - активная ссылка на сайт https://go-way.ru/ обязательна
All Rights Reserved 2008 - 2024 https://go-way.ru/

������.�������
Designed by Light Knowledge