|
Читать предыдущую часть
А. И. Ласовский, бывший командир 37-го кавалерийского полка
Заняв Смоленск, фашисты рвались к сердцу нашей Родины - Москве. С наступлением темноты армады вражеских бомбардировщиков летели бомбить нашу столицу. В одну из ночей Доватор, подполковник Картавенко и я, находясь в штабе Западного фронта, делились своими мыслями о войне. Настроение у всех было одинаковое - уйти на передовую.
- Знаете что, я пойду к маршалу и буду просить его, чтобы он направил меня в одну из дивизий, которые дерутся где-то около города Белого, - решительно заявил нам Доватор.
Мы попросили его сказать маршалу и про нас. Тогда поедем вместе.
- Добро, - ответил Доватор.
Но просить не пришлось. Утром маршал Советского Союза С. К. Тимошенко вызвал к себе Доватора, полкового комиссара Ф. Туликова, Картавенко и меня и сказал:
- В районе станции Земцы после неудачного боя под Борками приводят себя в порядок две отдельные кавдивизии. Их нужно объединить в кавалерийскую группу. Командиром группы назначаю полковника Доватора, комиссаром Туликова, ну, а вам работу Доватор подберет на месте...
Доватор спросил, как именовать кавгруппу.
- Так и будете именовать - кавгруппа Доватора. Тут же маршал поставил нам задачу: прорваться в глубокий тыл наступающей группировке немцев, громить их штабы, взрывать склады с боеприпасами, рвать связь, не давать передвигаться по дорогам, оттянуть на себя как можно больше вражеских сил и этим оказать помощь нашим войскам, которые обороняются на Московском направлении.
В тот же день мы выехали к месту назначения и 12 августа прибыли в расположение 50-й кавдивизии, где нас встретил ее командир Исса Александрович Плиев. Своего штаба группа Доватора не имела. Для особых поручений он оставил в своем распоряжении подполковника А. М. Картавенко. Я был назначен командиром 37-го кавполка.
Здесь познакомился с комиссаром полка А. Абашкиным, командирами подразделений и казаками. Вскоре вместе с ними под общим командованием Доватора мы с боями прорывались в тыл врага.
Под натиском 30-й армии и действий кавгруппы противник отошел с рубежа реки Межи на запад до 30 километров, но не отказался от цели овладеть городами Белый и Можайск. Подтянув резервы, фашисты решили ударом в стык нашим армиям вновь выйти на рубеж реки Межи, начав этим свое наступление на Москву.
Это было в ночь на 1 октября. Противник сосредоточил до двух полков пехоты, под прикрытием артиллерийского огня навел несколько переправ в районе Закеево и с рассветом начал стремительное наступление на Борки. Атака противника была отбита с большими для него потерями. Фашисты вынуждены были отойти в исходное положение и новое наступление начать только на другой день.
За ночь наша кавгруппа успела более прочно закрепиться по линии железной дороги. 2 октября немцы снова начали наступление. В течение восьми часов они пять раз бросались в атаку, но наши казаки стояли насмерть. Тогда гитлеровцы решились на хитрость. Через лесной массив они бросили две роты автоматчиков, а с фронта перешли в атаку при поддержке танков. Немецкие автоматчики начали обходить полк с фланга. Правофланговый эскадрон заколебался. Тогда капитан Батлук с призывом «За Родину!» поднял эскадрон в контратаку. Минут пять шла рукопашная схватка. Немцы не выдержали штыкового удара и вновь вынуждены были отойти. В этом бою пали смертью героев бесстрашный командир эскадрона капитан Батлук, боец славных походов 1-й Конной армии лейтенант Синьков и многие другие, честно выполнив свой воинский долг перед Родиной.
15 октября приказом по войскам Западного фронта наша кавгруппа вошла в оперативное подчинение 16-й армии и, пройдя Волоколамск, получила задачу на оборону по рубежу реки Ламы, на участке Максимово, Петровское, Кузьминское, прикрывая подступы к Московскому морю. Доватор и Плиев со своими штабами расположились в селе Кузьминском, 37-й полк был их резервом.
Как-то вечером Доватор пришел в штаб 37-го кавполка. Расспросил меня, как обстоит дело с ковкой лошадей. Я ответил, что три эскадрона полностью подкованы. Настроение казаков боевое.
- Вот и отлично, - ответил он. - Готовь три подкованных эскадрона, завтра мы с тобой совершим налет на Лотошино. Там нашу пехоту выбили немцы, и она не успела вывести из строя кое-какие предприятия. Вот мы и должны взорвать эти предприятия, а заодно и баню фрицам устроить.
С наступлением темноты мы тронулись. По пути нашего движения заехали к командиру 43-го полка. Доватор приказал ему выдвинуться с полком как можно ближе к восточной окраине Лотошина, окопаться и по сигналу двух зеленых ракет открыть из всех видов оружия огонь по Лотошину и кричать «ура», но из окопов не вылезать.
К 24 часам мы, не замеченные противником, сосредоточились примерно в километре северо-восточнее Лотошина.
Первому эскадрону Доватор приказал на полном карьере проскакать по центру Лотошина на его южную окраину и там перехватить все выходы из населенного пункта, по пути навести панику стрельбой.
Второму эскадрону - выйти на западную окраину, перекрыть там все выходы и открыть огонь по Лотошину с запада.
Третий эскадрон со взводом саперов должен взорвать склад и спиртной завод.
Когда все эскадроны получили задачи и все было готово к действиям, Доватор приказал дать сигнальные ракеты. Минуты через две со стороны 43-го полка послышалась частая стрельба и протяжное «у-ра-а!.». Вскоре и немцы открыли беглый огонь в сторону 43-го полка. Нам хорошо были видны нити трассирующих пуль со стороны немцев. По всей восточной окраине Лотошина непрерывно в небо взвивались осветительные ракеты.
- Пускай эскадроны, пока немцы не очухались, - приказал мне Доватор.
Я дал команду «Вперед!», и эскадроны, набирая скорость, понеслись каждый в своем направлении. Когда началась стрельба в центре Лотошина, Доватор сказал:
- Теперь и нам пора двигаться.
Мы на галопе выскочили к центру Лотошина. По нас огонь немцы не вели, но на южной и западной окраинах стрельба все усиливалась. Это первый и второй эскадроны расстреливали удирающих оккупантов. Третий эскадрон и саперный взвод в течение часа выполнили поставленные перед ними задачи. Немцы в панике бросили пять вполне исправных танков, две самоходки, шесть орудий, две радиостанции и весь свой обоз.
Уничтожив все, что нельзя было с собой увезти, мы тронулись в обратный путь. 43-й полк все еще продолжал стрелять и кричать «ура».
- Вот видишь, какую мы ошибку сделали, - сказал, смеясь, Доватор, - когда начать стрельбу и кричать «ура», установили сигнал, а когда кончить - ничего не сказали. Давай заедем в 43-й полк, а то ребята совсем охрипнут...
Лев Михайлович был настроен весело, так как «баню» немцам мы устроили действительно добрую, взяли трофеи, а потерь не имели.
В конце октября линия фронта проходила вдоль реки Оки от Алексина и севернее, затем вдоль реки Нары до Наро-Фоминска, поворачивала на северо-запад и пересекала шоссейную дорогу, идущую на Москву. К этому времени усилиями москвичей были подготовлены многочисленные оборонительные рубежи, которые способствовали устойчивости нашей обороны. Немцы ставили своей целью во что бы то ни стало захватить Москву. Мы же стремились обескровить, измотать противника, не допустить его к Москве.
16 ноября кавгруппа занимала оборону на Волоколамском направлении. Бои шли на участке Морозово, Иванцево, Шитково, Скирманово.
Правее нас оборонялась дивизия Панфилова и танковая бригада под командованием М. Е. Катукова. Моим непосредственным соседом справа был 43-й кавполк, слева, с разрывом в полтора километра, - части 53-й кавдивизии. К этому времени полки нашей кавгруппы были очень малочисленны и почти не имели артиллерии. Например, в нашем 37-м кавполку не было ни одной пушки. Спешившись, он мог выставить для обороны 250-300 бойцов. Примерно такой же состав был и в других частях, а ширина участков обороны для полков кавгруппы давалась такая же, как и для полков полного состава.
37-й кавполк получил задачу оборонять Иванцево и Копытцево. Рано утром 16 ноября немцы начали «генеральное» наступление на Москву. Наступление началось с артиллерийской и авиационной подготовки. На оборону конников посыпались авиабомбы и снаряды. Воздух наполнился несмолкающим гулом от разрывов снарядов, бомб и мин, воем пикирующих бомбардировщиков. От дыма и пороховой гари стало трудно дышать. Наблюдатель доложил, что видит немецкие танки. Посмотрев в бинокль, я насчитал их до тридцати. Танки шли на небольшой скорости с интервалом в 30-40 метров. Вслед за танками - густая цепь пехоты.
Метрах в сорока перед передним краем обороны эскадронов в вырытых окопчиках лежали гранатометчики, по два от каждого эскадрона.
Одни из них были с гранатами, другие вооружены бутылками с горючей жидкостью.
- Вот где происходит проверка преданности Родине. Попробуй выдержи, когда на тебя прет такая махина, а тебе ее на дальнем расстоянии
встретить нечем, - тихо проговорил наш комиссар Алеша Абашкин. Я с ним был вполне согласен.
- Молчи, Алеша, смотри, что дальше будет, - заметил я.
В это время один за другим прозвучали три орудийных выстрела. Два танка загорелись. Это пушки 43-го кавполка вовремя пришли нам на помощь. Гранатометчик Иван Хлыстунов бросил противотанковую гранату под гусеницы танка. Он закрутился на месте. Родной брат Ивана
Семен Хлыстунов удачно попал в моторную часть подбитого танка бутылкой с горючей жидкостью, и танк загорелся. Пехота, следующая за танками, ведя огонь из автоматов, продолжала двигаться. Но вот длинной очередью залился пулемет Акулова, зеленые фигурки начали падать. Еще три вражеских танка загорелись, остальные повернули обратно.
Минут сорок было тихо. Но вот на горизонте неожиданно появились 18 бомбардировщиков; сделав круг, они начали пикировать на наши окопы. Все окуталось дымом. Казалось, не было уже ничего живого, но с уходом самолетов открыли огонь вражеская артиллерия и минометы. Снаряды и мины рвали землю, с корнем выворачивали деревья. Фашисты вновь пошли в наступление, полагая, что с казаками все покончено. Но наши отважные воины, полузасыпанные землей, перемешанной со снегом и кровью, голодные и грязные, ожесточенные, в упор расстреливали гитлеровцев, жгли танки, подпуская их вплотную.
Атака фашистов отбита. Поле сражения было усеяно трупами врага. Но и наши потери тоже немалые. Убиты два брата Хлыстуновы. Старший их брат, Илья Хлыстунов, с помощью своих станичников хоронил братьев в наскоро вырытой могилке. Его закопченное пороховой гарью лицо 'было хмуро, глаза устремлены в одну точку, плотно сжаты губы. Было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться, и только общее горе товарищей удерживает его...
Подбежал командир пулеметного эскадрона Куранов, доложил:
- Товарищ подполковник, патронов осталось по одной ленте на пулемет, что прикажете делать?
- Обороняться, Куранов, и ни шагу назад! - отвечаю.
- Слушаюсь, - ответил Куранов и, понурив голову, пошел к своему эскадрону. Ответ я ему дал неутешительный, но обманывать его не мог.
В полк в это время прибыл общий любимец в кавгруппе комиссар дивизии А. Овчинников. Он весело поздоровался с нами и, улыбаясь, опросил у Абашкина:
- Ты почему мне ничего не донес о чрезвычайном происшествии в полку?
- О каком «ЧП» вы речь ведете? - с недоумением спросил Абашкин.
- Значит, нет «ЧП»? Это хорошо!
Мы с Абашкиным доложили комиссару о положении, какое создалось в полку. В свою очередь Овчинников в простых словах объяснил нам положение дел в дивизии. Он рассказал и о подвиге панфиловцев у разъезда Дубосеково, а также о том, что Доватор и командир дивизии во все концы, Дослали гонцов, чтобы добыть боеприпасы, но их пока нет, а отходить нельзя. Любой ценой, даже ценой большой крови надо выиграть время для скорой победы. Надо сказать, что вера в скорую победу нас не покидала ни па минуту. Даже в самое тяжелое время боя.
Овчинников, попрощавшись с нами, уехал в 43-й кавполк. Мы решили с Абашкиным о подвиге панфиловцев рассказать всем бойцам. Где перебежками, где ползком мы пробирались в эскадроны и благополучно побывали во всех, поговорили с бойцами.
...Бой разгорелся неожиданно. Немцы снова ринулись в атаку. Выдержат ли наши изнуренные люди яростную атаку врага с его танками? Враг подходил все ближе и ближе. Вот уже ясно видны лица немцев. Они пьяные - выпили «для храбрости». Прут напролом. А оборона молчит. Патронов считанные единицы. Нужно бить только в цель... Немцы с шага перешли на бег, подбадривая себя криками.
- Пора, милок, - сказал пулеметчик Акулов своему второму номеру Борисенко и нажал на спусковой рычаг. Как по команде, первые ряды гитлеровцев падали в снег. Враг не ожидал такой встречи, думал, что авиация и артиллерия покончили с казаками. Очень редко раздавалась их стрельба, зато наши били на выбор, в цель. Но вот, вижу, пошли вражеские танки. Один из них полз прямо на пулемет Акулова.
- Патронов больше нет, что будем делать? - с дрожью в голосе спросил Борисенко.
- Бить их будем! - проговорил Акулов. - Ты оставайся у пулемета, в случае чего, втащи его в окоп, а я попытаюсь, «привести его в порядок».
- Он мотнул головой в сторону подходящего танка и, взяв последнюю противотанковую гранату, пополз навстречу стальной махине. Борисенко видел, как Акулов вплотную подпустил танк и метнул в него гранату. Танк подбит, но Акулов, бывший боец 1-й Конной, погиб при взрыве гранаты.
Еще несколько танков загорелось от бутылок с горючей жидкостью. Атака вновь захлебнулась. Солнце скрылось за горизонтом. Стало темнеть.
- Надо полагать, что сегодня они больше уже не сунутся, - утирая замазанное пороховой гарью лицо, сказал Абашкин.
- Как будто так, - ответил я.
Люди уже двое суток не спали, не имели пищи. Мы мерзли в летнем обмундировании, пришедшем в негодность. Не осталось ни гранат, ни патронов. Мороз доходил до 25 градусов. От усталости бойцы могли уснуть и замерзнуть, погибнуть без всякого боя. Я решил отвести полк к лесу, что западнее Матренино, разжечь там костры, накормить людей и дать хоть немного уснуть у костров. Я поделился своими соображениями с Абашкиным. Он полностью согласился.
Похоронив убитых, отправили всех раненых в тыл, в том числе и не хотевшего покидать полк Павла Федорова, автора книги «Генерал Доватор». Он был помощником начальника штаба по разведке, тяжело ранен в ногу, но не хотел покидать поля боя.
Полк отвели в лес, выставили охрану. Командирам эскадронов приказали развести костры и готовить пишу. Мы с Абашкиным отправились в Матренино, чтобы доложить командиру дивизии об отходе полка и о положении с боевыми припасами. Когда мы вошли в дом, где размещался командир дивизии, к моему удивлению командир 43-го кавполка Смирнов был уже там, и Плиев отчитывал его за то, что он оставил Морозово. Я доложил, что тоже оставил Иванцево, Плиев зло посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Смирнова и сказал:
- Судить будем вас.
- Правильно, - вмешался комиссар Овчинников, - а пока их надо напоить чаем.
Вскоре прибыл Доватор. Выслушав наши доклады, он приказал:
- Покормите людей, дайте им поспать, но к утру, чтобы Морозово и Иванцево были взяты.
Доватор достал где-то четыре противотанковых ружья.
- Разделите со Смирновым пополам, - сказал он мне.
Нас мучил вопрос: когда же кончится оборона и начнется наступление? Доватор посмотрел на нас и, как бы прочитав наши мысли, проговорил:
- Я понимаю вас и тоже жду наступления. Слышал, что готовится что-то сильное, и, наверное, оно скоро начнется.
Глаза у Доватора от бессонницы были красные, но вид бравый, неунывающий. Его энергия передавалась окружающим. Попив чаю у командира дивизии, мы пошли к своим полкам. На улице стояла ясная морозная ночь, было абсолютно тихо. Хотелось спать. Тело отяжелело.
- Ну, как будем брать Иванцево и Морозово? - спросил Смирнов.
- Давай вместе. Сперва возьмем Иванцево, а потом Морозово, - ответил я. Смирнов согласился.
Подвезли и боеприпасы. Настроение у бойцов поднялось. Спать нам не пришлось. Начали бой за Иванцево. Из лесу вышли два полка на конях. Хрустел снег под копытами лошадей. Вот они, боевые друзья кавалеристов. Ничто их не испугает - ни снаряды, ни мины, ни пули.
Поэтому-то кавалерист и делится с конем последним куском хлеба...
- Шашки к бою! В атаку, марш-марш!
Полк перешел в галоп. Правее с небольшим интервалом полным карьером шел 43-й кавполк. Внезапный налет на Иванцево принес нам успех. Немцы укрылись в домах и оттуда оказывали сопротивление конникам. Я подал команду перейти к пешему бою. В рукопашной схватке истребили до роты немцев, сожгли три танка, захватили четыре миномета, шесть ручных и два станковых пулемета.
Покончив с противником в Иванцеве, приготовились для атаки на Морозово. Дали сигнал для какой-то секретной артиллерии, огнем которой обещал нам помочь командующий артиллерийской дивизией Игнатьев. Через небольшой промежуток времени мы увидели в ночном небе большое количество огненных стрел, летевших на позиции врага с душераздирающим воем. Снаряды упали с большой точностью.
Послышались частые, как дробь барабана, взрывы.
Некоторое время мы стояли ошеломленные. Но медлить нельзя, нужно было использовать залп замечательных «катюш». Мы ринулись в атаку и взяли Морозово почти без сопротивления. На улицах мы нашли массу брошенного оружия. Темнота скрыла от нас в панике удиравшего врага. Так и хотелось сказать: «Спасибо тебе, дорогая «катюша», за славную помощь! Спасибо нашим советским людям, которые в самые трудные дни сумели дать ее нам!»
Наскоро укрепившись в Иванцеве и Морозове, мы приготовились для встречи с врагом. Утро уже началось. Опять все застонало от взрывов.
Гитлеровцы несколько раз бросались в атаку, но каждый раз откатывались назад с большими потерями. Боеприпасы у нас опять были на исходе. Мы со Смирновым решили послать посыльных к командиру дивизии с просьбой подбросить боеприпасов. К нашему удивлению, вернувшиеся посыльные доложили, что в Матренине немецкие танки и что они видели, как колонна конницы скрылась в лесу, что восточнее Матренина. Оказалось, что оборона пехотинцев была прорвана и они отошли к Покровскому, на новый оборонительный рубеж. Слева 53-я кавдивизия тоже отошла. Морозово и Иванцево немцы обошли. Мы в окружении. Надо было выйти из окружения и соединиться со своими войсками...
Волоколамское шоссе нам удалось пройти удачно, без потерь. Солнце уже скрылось за горизонтом, начало темнеть, когда мы были на подходе к деревне Гряда. Через некоторое время появились немецкие танки. Они выходили на нашу изнуренную от усталости колонну.
Бить танки нам было нечем, но и деваться тоже некуда. Я подал команду: «К бою!» Казаки быстро, несмотря на усталость, четко выполнили команду и с напряжением уставились на приближающиеся танки противника. Мы лежали на голом снегу, на открытой местности, и, самое главное, у нас нечем было бить вражеские танки: не было ни одного патрона к противотанковым ружьям, ни одной противотанковой гранаты, ни одной бутылки с горючей жидкостью. Оставалось одно: лежать и ждать, авось немцы сами струсят, когда увидят залегших казаков. Так и случилось. Немцы, постреляв в нашу сторону, дальше не пошли, а повернули в деревню Гряда. Мы тоже в нее стремились.
- Бегом в деревню! - скомандовал я. И надо сказать, что усталости как не бывало. Вбежали в восточную часть деревни. Выставив охранение, мы приступили к варке пищи. Немцы некоторое время вели огонь, но вскоре прекратили. Наступила тишина.
- Видать, тоже выдохлись, - сказал уставшим голосом комиссар 43-го кавполка Рудь.
В 3 часа утра к нам прибыл помощник начальника оперативного отдела дивизии капитан Лерин. Он получил приказ командира дивизии найти нас и без нас не возвращаться. Полки поднялись по тревоге и тихо, без шума вышли из деревни Гряда. Лерин шел впереди в качестве проводника. В 4.30 утра мы прибыли на командный пункт командира дивизии Плиева, где и получили задачу на оборону. 43-й кавполк занял оборону по восточному берегу ручья Гряда, оседлав Волоколамское шоссе; 37-й и 47-й полки - оборону деревень Федюково, Высокое, Городище.
Штабы 37-го и 47-го полков располагались в деревне Федюково. Ночью я вышел на улицу, чтобы дать кусок хлеба своему коню. В это время у дома остановился танк. Из него вышел человек в полушубке, подошел ко мне и спросил:
- Как найти командира 37-го кавполка?
- Слушаю вас, - ответил я.
- 23-я танковая бригада прибыла в ваше распо...
Рядом разорвалась мина, и докладывавший безмолвно упал. Он был тяжело ранен. Я наклонился к нему, чтобы оказать помощь, и в это время подбежал посыльный от 2-го эскадрона и второпях доложил, что немцы ворвались на южную окраину деревни Федюково. И тут же пули засвистели вдоль улицы.
Штабы продолжали свою работу в доме. На выстрелы тогда мало обращали внимания. Резервов у меня не было никаких. Я решил не тревожить штабы. Приказал ординарцу собрать всех коноводов ко мне, а сам подошел к двум тяжелым танкам.
- Немедленно открыть огонь вдоль улицы и - полным ходом вперед! - приказал я танкистам.
- Есть! - дружно ответили они, и, набирая скорость, танки двинулись вперед. Около 30 коноводов с карабинами наперевес подбежали ко мне, и я повел эту группу в контратаку вслед за танками. Наш удар по немцам был неожиданным, и они, кидая оружие, бросились бежать в направлении деревни Язвище.
Положение было восстановлено. Это было наше первое взаимодействие с танкистами. Танки подняли дух казаков, вселили уверенность в победе. Дрались танкисты отлично.
Днем в одной из контратак я был тяжело ранен. Когда меня привезли в Шапково к Доватору, я доложил ему, что принявший полк мой заместитель подполковник
Новиков при мне был убит, полк принял комиссар Абашкин. Доватор обнял меня, крепко поцеловал и дрогнувшим голосом проговорил:
- Спасибо, Антон, за все, поскорей возвращайся обратно.
Я-то возвратился, но Доватора уже не было в живых...
Вместе с доваторцами дрался и 1-й особый кавалерийский полк, сформированный из трудящихся Москвы. Он был включен в состав 50-й кавалерийской дивизии и хорошо проявил себя в боях в районе Солнечногорска.
26 ноября 1941 г. кавалерийская группа была переименована во 2-й гвардейский корпус. Мне пришлось драться в рядах этого корпуса до конца войны. Конец ее застал нас на берегу реки Эльбы, северо-западнее Берлина.
Слава казакам Кубани и Ставрополья! Слава москвичам - защитникам столицы! Честь и слава доваторцам, погибшим в боях за Москву, за независимость нашей Родины, за счастье наших будущих поколений!
Продолжение читать здесь
За Москву, за Родину!
Trackback(0)
 |
Доваторцы
TrackBack URI for this entry
Subscribe to this comment's feed